Василий Сахаров - Булавин

— Помню Игната, все как есть передам.

— Тебя как зовут? — спрашивает атаман одного из лоскутовцев.

— Ерема, — отвечает тот.

— Помчишься к Григорию Банникову и Филату Никифорову. Скажешь, быть им второго числа в Бахмуте, дело срочное.

Вскоре, посланцы умчались к адресатам. А мы, в сопровождении пары лоскутовцев, вертких и очень гибких молодых казаков, вместе с самим полковником направились к дому. Трое суток скачки с редкими остановками, только чтоб лошадей не загнать, и мы в Бахмуте. Сбор был назначен на второе июля, и в назначенный срок, все кто должен был прибыть, были в городке.

Собирались не в приказной избе, а в доме атамана. Лишних людей никого не было. Мачеха Ульяна уехала к сестре в Белгород, там рожать собралась, а мы с Галиной молчаливые и понятливые, с самого детства приучены, зря не балаболить и языками не трепать. Меня прочь не гнали, но и за стол, вместе со всеми, разумеется, не сажали. А знать о том, что же намечается, хотелось очень сильно, и потому, затаился я серой мышкой на печи, и каждое слово ловил.

Итак, Тайная Вечеря в доме атамана Кондратия Афанасьевича Булавина. Присутствовали: сам бахмутский атаман, Семен Драный с сыном Михаилом, есаулы верховые Банников Григорий и Никифоров Филат, Некрасов Игнат из Голубовского городка, полковник Иван Лоскут, а так же несколько атаманов, старшин и влиятельных казаков из разных станиц. Чтобы скрыть прибытие гостей, все они прибывали тайно, в вечерних сумерках и без огласки.

Отец поднялся из-за стола, оглядел всех собравшихся и заговорил:

— Браты, беда на Дон идет, каратель Юрий Долгорукий с сильным отрядом. Он имеет самые широкие полномочия и поддержку царя, крови будет много, а потому станем биться с ним насмерть. Кто пойдет со мной до конца? Кто за возрождение нашей казачьей вольницы?

Собравшиеся за столом казаки и атаманы поддержали его:

— Мы с тобой!

— Не отдадим наши вольности!

— Побьем князя и его отряд разгоним!

— Долой царя-Антихриста!

— Бей немцев, латинян и бояр с дворянами!

Подняв руку, Булавин остановил выкрики:

— Добре, браты. Тогда прямо сейчас готовиться надо, написать воззвания братьям нашим, не забывшим про волю, собирать припасы, распределить обязанности и решить, кто нам друг, а кто враг, подлежащий беспощадному истреблению…

— Для начала разведку требуется создать, без этого погибнем как Степан Тимофеевич Разин сотоварищи, — напомнил полковник Лоскут.

— Правильно, — поддержал его Кондрат. — Про это мы уже говорили, и было решено, что ты господин полковник, и займешься этим вопросом. Кроме того, за тобой же и должность войскового писаря.

Лоскут встряхнул седые кудри и ответил:

— Принимаю должность войскового писаря.

— Кто будет начальником всего нашего дела? — спросил отец, хотя ответ лежал на поверхности.

— Ты и будешь… — откликнулось сразу несколько голосов.

— Любо! — подхватили остальные. — Ты начал, тебе и тянуть все кумпанство на себе.

Бахмутский атаман приосанился и чуть поклонился.

— Постараюсь оправдать доверие, браты, и не посрамить славы казачьей. Давайте решим, чего мы хотим получить в результате нашей войны против царя Московского.

Слово взял Игнат Некрасов:

— Отделиться от Государя Московского надо и создать то, что в странах Европейских называется Республика. Будем по заветам прадедовским жить, по своему уму и совести. Не надо над нами господ да бояр. Бог создал человека вольным и даровал ему свободу. Только Он над нами и перед ним единым, ответ на небесах в час Страшного Суда держать станем, да перед братами нашими на земле. Если отстоим свободу, будем договариваться с Москвой о том, чтобы оказывать помощь друг другу, мы им нужны, а нет, значит, или бежать придется, или под ярмо шею подставлять.

Все присутствующие поддержали Игната и хозяин дома предложил определиться с тем, кто из царских прихвостней и прикормленной старшины должен погибнуть в самом начале восстания и в дальнейшем. Он же первым и начал перечислять, а полковник Лоскут ловко и быстро записывать:

— Максимов Лукьян — войсковой атаман. Юрий Долгорукий — князь. Все те офицеры кто с карательным отрядом придет. Начальные люди царские из Азова и Троицка. Воевода Козловский — князь Волконский. Азовский губернатор — Толстой. Командир Слободского Изюмского полка — бригадир Шидловский. Воевода Борисоглебский — Палеологов. Дмитровский воевода — Титов и все, кто против воли казацкой пойдут.

Каждое имя, названное атаманом, было одобрено, так как именно эти люди непосредственно отвечали за все притеснения чинимые казакам и беглым людям из России.

— Сидора Пешкова требуется добавить, — выкрикнул Банников. — Совсем озверел этот дворянин тамбовский, людишкам подневольным на лесозаготовках за каждую провинность ноздри рвет, как кандальникам каким. Не по христиански это и не по-человечески.

— Добавим дворянина в список, — сказал атаман. — Кого еще предложите, браты?

Поднялся Василий Поздеев, богатый казак из Черкасска.

— Из старшины нашей донской, предлагаю внести в список: Ефрема Петрова, Абросима Савельева, Никиту Саломата, Василия Иванова, Матвеева Ивана и Алексеева Феоктиста. Эти все за царскую власть будут до последнего стоять, прикормлены Москвой. И еще, есть вопрос атаман. Почему ты Зерщикова Илью Григорьевича, прошлого атамана войскового, в список не внес? Знаем, что вы с ним приятели и солеварни у вас общие имеются, но мы его здесь не видим…

Вопрос был щекотливым. Кондрат нахмурился, немного подумав, ответил:

— Думаю, что он с нами будет, уверен в этом.

— А если все же против пойдет? — не унимался Поздеев.

— Лично его убью и не посмотрю, что он мне друг стародавний. Есть еще предложения?

— Царя Петрушку Романова почто забыли? — отозвался Семен Драный.

— Эк, ты, хватанул, — оторвавшись от бумаги, сказал Лоскут. — Это не воевода, какой, чтоб его казацким судом к смерти приговаривать.

— Пиши в список царя, полковник, — поддержал Старо-Айдарского атамана Кондрат. — Если за дело всерьез взялись, то нашему основному ворогу, там самое и место.

Следующим голос подал Андрей Мечетин:

— Федора Черноморца, сотника Изюмского. Помним мы, как он казаков наших примучивал четыре года назад. Пусть не думают, что забыли.

Изюмского сотника тоже внесли в список, и лидер восставших, блеснув в свете свечных огней своей серьгой, перешел к следующей теме:

— Кто и куда с письмами поедет, союзников в помощь звать?

— Я в армии Шереметева долгое время служил, порядки армейские знаю, так что могу к Максиму Кумшацкому поехать, — первым отозвался Некрасов. — Возьму самых резвых лошадей да казаков десяток, подорожная липовая имеется, так что быстро к войскам домчусь.