Валерий Большаков - Корниловец

Показался Марков — «шпага генерала Корнилова», — щеголявший в шароварах и солдатских сапогах, в коричневой байковой куртке и в текинской белой папахе-тельпеке. Командир сделал знак, и разнеслось иное приказание:

— Стоять вольно!

— Здравствуйте, друзья мои! — громко поприветствовал полк генерал.

— Здравия желаем, ваше превосходительство! — грянули «марковцы».

Сергей Леонидович оглядел строй и сказал:

— Не много же вас здесь! По правде говоря, из трёхсот тысяч офицерского корпуса я ожидал увидеть больше. Но не огорчайтесь! Я глубоко убеждён, что даже с такими малыми силами мы совершим великие дела. Не спрашивайте меня, куда и зачем мы идём, — я всё равно скажу, что идём мы к чёрту на рога, за синей птицей! Друзья! Мы все сошлись сюда, на Дон, мы заняли места нижних чинов не ради продвижения по службе, не для того, чтобы блистать на балах и парадах. Наша цель — спасти Родину!

Тут из строя вышел полковник Борисов, назначенный командовать ротой.

— Ваше превосходительство, — сказал он церемонно, — я считаю для себя невозможным с должности командира полка возвращаться в роту.

Марков ответил ему без единой минуты промедления:

— Полковник! Вы мне не нужны. Назар Борисович, — обратился он к подполковнику Плохинскому, — примите роту!

Снова осмотрев строй, генерал нахмурился.

— Вижу, что у многих нет погон, — заметил он неодобрительно. — Чтобы завтра же надели! Сделайте их хотя бы из юбок ваших хозяек. А пока слушайте приказ: в поход! На Ростов!

Выступили ровно в полночь. Полк погрузили в роскошные вагоны 1-го класса и теплушки, орудия разместили на открытых платформах. Впереди эшелона двигался бронепоезд «Орёл», а ещё один, «блиндированный» и безымянный, отбитый текинцами под Песчаниками, прикрывал состав сзади. Полевую гаубицу с него сняли, и всю огневую мощь поезда составляли пулемёты. Их расчёты укрывались за штабелями шпал — вот и вся броня.

Кириллу повезло — он ехал на мягком плюшевом диване, деля купе с командиром роты и двумя юнкерами — смуглым, носатым армянином и бледнолицым курносым северянином-помором. Оба были ненамного старше его самого, но питали к поручику почтение — всё ж таки боевой офицер, корниловец!

— Амосов, — представился курносый, — Михаил.

— Арарат Генч-Оглуев, — отрекомендовался носатый и добавил, белозубо улыбаясь: — Я местный, нахичеванский!

На единую форму у марковцев денег не было, так что все они носили то, что имели, — серые шинели. Единственной связующей деталью для всех служили чёрные погоны, в цвет знамени полка. Оно находилось в соседнем купе — белый Андреевский крест на чёрном полотнище — и ехало в объятиях знаменосца, подъесаула Трехжонного.

Вооружены все были тоже чем попало — у кого родимые винтовки-трёхлинейки, у кого «манлихеры» или «мандрагоны». Больше всего было японских «арисак», а Кириллу досталось ручное ружьё-пулемёт [60] Позже его называли просто автоматом. Фёдорова с рожком на двадцать пять патронов.

Покачиваясь на мягких подушках, Авинов вспоминал недавнюю поездку из Киева в Харьков. Тогда он тоже ехал в «пульмане», но было ему худо — погано и тревожно. Да что там — тревожно! Страшно было. А теперь всё как-то иначе — он едет со своими. В вагоне холодно — и тихо. Неразличимый говор доносился слабо. Иной раз звякали штыки сцепившихся винтовок. Мерно постукивали колёса. Амосов, откинувшийся к спинке слева, обтирал затвор полой шинели, клацал им негромко. Генч-Оглуев, сидевший напротив, склонился, держа «арисаку» меж колен, — дремал. А сам Авинов смотрел за окно в ночь, глазами провожая набегавшие и удалявшиеся фонари. Проехали Персиановку…

— Степаныч! — разнёсся резкий голос генерала, и задремавший Арарат резко выпрямился, перехватил винтовку покрепче.

Названный — полковник Тимановский, не вылезавший из серой шинели и не вынимавший трубку изо рта, — привстал и откликнулся:

— Здесь!

Вечером он сбрил свою бороду — и здорово «помолодел». Генерал прошёлся по проходу, шатаясь, похлопывая плетью по голенищу и насвистывая что-то легкомысленное. Отвлекшись на поручика Ларина и корнета Пржевальского, обрезавших полы длиннющих кавалерийских шинелей на четверть выше колен, Сергей Леонидович одобрительно покивал.

— Это верное решение, — сказал он, — хоть мешать не будут… — и тут же нахмурился: — А что у вас с сапогами?

Ларин, как раз снимавший шпоры, смутился видом рваных кирзачей.

— Виноват, ваше превосходительство! Каши просят!

— В первом же бою, — строго приказал Марков, — добыть цельные сапоги.

— Есть!

— Степаныч! — приблизился к Тимановскому генерал. — Твои пойдут первыми.

— Есть!

Поезд с медленным визгом остановился. Вокзал на станции Нахичевань [61] Нахичевань-на-Дону, или Нор-Нахичеван — довольно большой город по соседству с Ростовом, основанный крымскими армянами. расплывался в предрассветных сумерках, подсвечивая сквозь пыльные окошки. Пыхтя паром, подкатился «блиндированный» состав.

— Выставить посты! — послышались отрывистые команды. — Орудия — скатывай!

Недавно сонная станция наполнилась сдержанным гомоном. Свистнул бронепаровоз — и ему тут же ответил другой, подходивший к Нахичевани со стороны Ростова, толкающий перед собой пулемётную площадку. На ней стояли два красноармейца. Разглядев, что станция занята «белыми», один из «красных» завопил:

— Золотопогонная сволочь уже здесь! Бей их и айда к нашим!

Кирилл, не думая, выхватил «маузер». Промах. Грянула злая очередь из «максима» с бронеплощадки «Орла» — и орущий захлебнулся собственной кровью. Второго снял Генч-Оглуев. Двое машинистов выпрыгнули из паровозной будки, заранее поднимая руки, — и резво поскакали по путям, так и не опуская конечностей, запачканных углём. Стрелять по ним не стали.

— Осмотреть вокзал! — скомандовал Тимановский.

Кирилл тут же сунул «маузер» в деревянную кобуру, сдёрнул с плеча винтовку.

— Михайло! Арарат! За мной!

Авинов толкнул высокие двери вокзала и переступил порог. Внутри было светло. В углу, на тюках и мешках, сидели мордатые тётки и завтракали — цокали варёные яйца. Не было заметно, что мешочницы испугались, — к выстрелам на вокзалах привыкли. Дезертиры, бывало, и на крышах поездов ехали, и начальников станций убивали, и вагоны ломали… Не дай бог, состав не подадут! Матерная брань тут же превращалась в звериный рёв: «Ему вставить штык в пузо — мигом сыщет вагоны!» — «Для буржуев есть поезда, а для нашего брата подожди?!» — «Айда к начальнику!» — «Айда!» И рвут начальника на части…

У кассы, собрав хмурых рабочих кругом, надрывался пьяный мужичок:

— Афицера, юнкаря — это самые буржуи, с кем они воюют? С нашим же братом бедным человеком! Но придёт время — с ними тоже расправятся, их тоже вешать будут! [62] Подлинный текст.