Ольга Денисова - Вечный колокол

Губы ее дрогнули, она протянула руку и прикоснулась к его щеке - осторожно, словно боялась причинить ему боль. Но тут рыдание толкнуло ее вперед, слезы покатились из глаз, она упала ему на шею, а он даже не догадался поднять безвольно повисшие руки, чтобы обнять ее.

- Дана, - сказал он опять, не находя других слов.

- Чудушко мое… - шепнула она сквозь слезы, обхватила ладонями его лицо, и целовала, и поливала слезами, а потом обнимала, мяла руками, как будто хотела убедиться в том, что он действительно стоит рядом, и терлась мокрой щекой о его плечи, и прижимала его к себе.

- Не плачь, - Млад наконец-то догадался обнять ее. - Я же вернулся, что же ты плачешь?

- Я не плачу, - ответила она всхлипывая, - я радуюсь.

- Разве так радуются? - он улыбнулся и прижал ее к себе крепче - странный трепет, который всегда охватывал его при встрече с ней, прошел. Дана, такая недосягаемая, неприступная, становилась близкой, стоило ему обнять ее.

- Чудушко мое… Я не узнала тебя… - она снова разрыдалась, уткнувшись лицом ему в плечо. - Ты… ты похудел… Я так соскучилась по тебе, Младик, я так ждала тебя…

- Правда?

И тогда ему показалось, что с ней что-то не так. В ее теле что-то изменилось. Когда он обнимал ее раньше, он не чувствовал такого. Она стала мягче, линии плеч округлились, и пояс уже не был столь тонким и гибким. Ей это удивительно шло, делало ее еще женственней, еще нежней.

- Иди, иди сюда, садись… Я хотела ехать в Псков, но меня не отпустили, распутица началась, снег растаял. Мне сказали, что туда не попасть, что город окружен.

- Зачем в Псков?

- Ну садись же! Ты такой худой… Глаза провалились… Когда мне рассказали, что ты ранен, я сразу хотела ехать в Псков… - она потянула его за собой к столу, - я хотела нанять сани, перевозчика, но все отказывались…

- Я даже ничего не привез тебе, - он виновато развел руками, - я забыл…

- Младик, ну что ты говоришь! Мне ничего не надо! Я и так счастлива, потому что ты вернулся! Младик, я боялась надеяться! Когда мне сказали, что тебе топором пробили легкое и что у тебя горячка, я думала, никогда больше тебя не увижу! Я так и знала, что студенты это придумали нарочно, такого не может быть, с тобой не могло такого случиться! - она снова расплакалась.

- Да нет, они не придумали. Разве можно такое придумать? - Млад вздохнул и поспешно добавил: - Но со мной все хорошо, я выздоровел. Почти совсем… Не плачь, пожалуйста.

- Теперь же тебе не надо от меня уходить, правда? Теперь ты можешь утешать меня, сколько тебе захочется, - она улыбнулась сквозь слезы.

- Я тебя утешаю, - он погладил ее плечо.

- Да сядь же, наконец! Я сейчас. Я что-нибудь приготовлю. У меня есть молоко, и хлеб еще не остыл, хочешь хлеба с молоком?

- Не надо ничего.

- Младик, ты такой худущий, страшно же смотреть…

- Ты думаешь, я сразу поправлюсь, если немедленно поем хлеба с молоком? - он улыбнулся.

- Я буду кормить тебя три… нет, пять раз в день. И ты поправишься, рано или поздно. Ну хоть чаю?

- Не надо. Просто посиди со мной рядом. Я очень по тебе скучал.

- Мне надо было приехать к тебе в Псков.

- Ну что бы ты там делала? И потом, это и вправду было опасно.

- Я бы ухаживала за тобой. Мне однажды приснилось, что ты зовешь меня, что тебе очень плохо, и ты кричишь, и зовешь меня. Я встала ночью и начала собираться. И пошла в Новгород, среди ночи, представляешь? Но меня никто не захотел везти в Псков.

Млад прикусил губу - то, что в бреду казалось ему естественным, теперь вдруг вызвало неловкость и стыд.

- Я звал тебя, - он честно пожал плечами, - но я был в горячке, я же не думал, что ты меня услышишь на самом деле. Верней, тогда я думал, что ты меня услышишь…

Она снова обняла его и замолчала, поглаживая его плечи и голову - бережно, нежно. Млад замер и задержал дыхание - он так соскучился по ее ласке и совсем забыл, как это хорошо.

- Чудушко мое… Мое бедное худущее чудушко, - наконец шепнула она ему на ухо. - Я больше никуда тебя не отпущу.

- Не отпускай. Я только хотел пойти баню стопить… Добробой… Он…

- Я знаю, - она взяла его за руку. - И про Ширяя знаю… Я сама истоплю тебе баню и сама тебя попарю, не ходи никуда.

- Ширяю надо помочь. Он еще не привык, не научился.

- Я думаю, он уже парится, - Дана усмехнулась. - Его тоже ждали. Знаешь, я боюсь на тебя смотреть. Мне страшно делается, когда я на тебя смотрю…

- А ты стала еще красивей, - вздохнул он.

- Да уж, красивей… ничего не скажешь, - она засмеялась сквозь слезы.

- Конечно.

- Да ну что ты говоришь, Младик! Весь университет обсуждает, все бабы в Сычёвке. Всем давно стало заметно… Лето ведь, никуда не спрячешься…

- От чего? - не понял Млад.

- Младик, ну посмотри на меня… Ты что, ничего не видишь?

Он внимательно всмотрелся в ее лицо - чуть округлившееся, с припухшими заплаканными глазами.

- Тоже мне, волхв-гадатель, - она улыбнулась. - Ну посмотри же!

- Я смотрю.

- Ты не туда смотришь, чудушко. Ладно, может быть, месяца через три разберешься…

- Дана… - он поднялся на ноги и сглотнул - у него вдруг пересохло во рту. - Дана, ты… ты носишь ребенка?

- Наконец-то, - она улыбнулась.

- Дана… - он боялся спросить и понимал, что спросить надо сразу, чтоб не мучиться ни напрасной надеждой, ни глупой ревностью. - Дана…

- Ну что ты? Сядешь ты когда-нибудь?

- Я сяду, - Млад кивнул. - Ты мне только скажи…

Он снова замолчал, не зная, как задать вопрос так, чтоб ее не обидеть.

- Ты еще смеешь сомневаться… - она усмехнулась. - Когда ты ушел, я решила, что выйду за тебя замуж, если ты вернешься. Когда мне сказали, что Добробой погиб, я очень испугалась. Его подружка тоже беременна, и я подумала… Я подумала, боги дали нам детей, потому что… Чтобы…

Млад перебил ее.

- Ты на самом деле выйдешь за меня замуж? - спросил он, запинаясь.

- Когда ты уходил, я поняла, что не могу без тебя. Я думаю, ты будешь хорошим отцом.

- Дана… Честное слово… Я буду хорошим отцом!

Пока топилась баня, она рассказала ему о Родомиле, о болезни князя, о том, что посадником стал Чернота Свиблов, о новом главном дознавателе, о новом воеводе, который, говорят, прелесть как хорош собой… Новостей в Новгороде хватало.

- С тех пор, как Свиблов стал посадником, построили три церкви и строят четвертую, каменную. На торге я то и дело встречаю христианских жрецов - их развелось больше, чем волхвов. А князь Борис запрещал им тут появляться и церкви хотел снести. Говорят, князь Волот умрет…

- Кто говорит? - переспросил Млад.

- Новгородцы. Мне показалось, кто-то нарочно распускает эти слухи. Свиблов, например. Я видела князя совсем недавно, он ехал верхом из Городища в детинец. Если бы он был так сильно болен, разве бы он поехал верхом? И потом, его лечит доктор Велезар.

- И чем он болен?