Ольга Денисова - Вечный колокол

- Как придется… - Млад пожал плечами. - Я не боюсь. Но у шамана очень сильна воля к жизни, поверь. И так просто я не дамся!

Он улыбнулся и хотел ее обнять, но она отстранилась и поднялась.

- Мне вовсе не до шуток! Мне не нравится, когда ты так шутишь и говоришь о том, что в следующем году придут новые студенты! В этом есть что-то чудовищное. Словно человеческая жизнь ничего не стоит!

- Дана, человеческая жизнь, конечно, стоит дорого, но твоя жизнь в несколько раз дороже моей. Потому что я не могу рожать сыновей. И над человеческой жизнью есть много других вещей, которые стоят еще дороже, - наша вера, наша независимость, наша земля, наши боги.

- Нашим богам наплевать на нас! Почему ты должен защищать их, если они не могут защитить тебя?

- Это не так. Им вовсе на нас не плевать, они просто не вмешиваются в наши дела, и это очень хорошо, иначе бы люди оставались немощными младенцами, которые самостоятельно не могут ступить ни шагу. И они помогают нам, когда считают нужным. Только глупо надеяться на богов и ждать от неба чудес! Чудес не бывает! И ополчение, ушедшее в Москву, не прилетит сюда на облаке в одночасье! Не боги отправляли его из Новгорода, не богам его и возвращать! Мы все - все, понимаешь? - должны отвечать за решение веча! Мы своими руками оставили Новгород без защиты, так какое мы имеем право требовать от богов помощи?

- Младик, ты, насколько я помню, ополчения в Москву не отправлял. Ты сделал все, чтобы оно осталось здесь. И о чем ты теперь мне говоришь?

- В том-то и дело: я сделал все, что мог, а не то, что должен. А я должен был остановить его.

- Чернота Свиблов умирать не пойдет, - Дана сжала губы, - и его серебро останется при нем, даже если немцы возьмут Новгород.

- Мне нет дела до совести Черноты Свиблова. Я виноват в том, что позволил ему говорить со степени, и Новгород виноват. За это мы и расплатимся.

Они еще спорили о войне и о человеческой жизни, когда в дом ввалились шаманята: усталые и очень довольные собой, с грудой железа в руках.

- Млад Мстиславич! Смотри, сколько мы всего раздобыли! Там еще есть, на санках - в руках не унести было, - Ширяй с грохотом вывалил на пол свое снаряжение, Добробой сделал то же самое и пошел за следующей партией.

- Ну, и как ты в поход все это за собой потащишь, если из Новгорода до университета донести не смог? - улыбнулась Дана.

- Как-как… - Ширяй задумался и промолчал.

- Не смейся над ним. - Млад поднялся навстречу шаманятам. - А вас что, кто-то берет в ополчение?

Он спросил это просто так, понимая, что на этот раз не удержит их дома. Не имеет права держать.

- Млад Мстиславич, это нечестно. Мы, между прочим, пересотворение прошли и сами можем решать.

- В мою сотню пойдете и всегда рядом со мной будете, как самые желторотые… - он скрипнул зубами. - Отроками, так сказать.

- Ты - сотник? - глаза Ширяя загорелись.

В дом зашел Добробой и вывалил на пол два крепких каплевидных щита, стеганки, кожаные оплечники, спутанные между собой ремни и поясные сумки.

- Показывайте, что раздобыли, - вздохнул Млад.

Дана поднялась зажечь свечи, Добробой, не успев раздеться, кинулся ей помогать.

- Пока Добробою кольчугу искали, мне уже не хватило, - ответил Ширяй. - Но я завтра пойду опять: говорят, еще должны привезти из деревень.

- Погоди-ка, - Млад подошел к сундуку, в котором хранил шаманское облачение, - сейчас… поищем.

Ему доспехи достались от деда, а меч он позднее купил сам. Давно, будучи студентом, - хотел быть как все, взрослым мужчиной, держащим в сундуке оружие. Но, кроме дедовой кольчуги, была у него и еще одна, из которой он когда-то вырос, доставшаяся ему на войне с татарами. Он вытащил кольчугу на свет, с трудом поднял перед собой, осматривая со всех сторон, и велел Ширяю примерить. Дана подошла к Младу, с любопытством заглянула в сундук и попыталась поднять дедову кольчугу.

- Нет, Младик, объясни мне, пожалуйста, как они понесут это на себе? Если мне ее даже не поднять?

- Это в руках тяжело, а на плечах - не чувствуешь, привыкаешь быстро. Зато когда снимаешь - словно летишь, - он улыбнулся.

- Ты хочешь сказать, вы пойдете по морозу в этом железе?

- Ну конечно. Нести тяжелей.

Четыре дня прошло, словно один час. Тихомиров по свету заставлял студентов упражняться с оружием, а когда темнело, обучал профессоров более сложным вещам: как строить сотню против пехоты, как - против конницы, как перестраиваться в бою, как оборонять стены, как - ворота крепостей. Конечно, трех оставшихся дней ему не хватало, и Млад возвращался домой лишь к полуночи. Только на третий день дружинник отпустил их рано, едва стемнело: из Новгорода ополчение выступало в пять утра, а университет должен был выйти часа на два раньше. Обозы с продовольствием и пушками тронулись за сутки до ополчения.

Млад пришел домой, надеясь поужинать, и остолбенел на пороге: за столом вместе с шаманятами сидели две девочки. Одну из них он запомнил хорошо - она плясала на капище в Карачун; вторую видел только мельком, в Сычёвке. Очевидно, это к ней каждое утро Добробой бегал за молоком, задерживаясь до вечерней дойки.

- Млад Мстиславич, тебя Дана Глебовна к себе звала… - Ширяй нисколько не смутился, Добробой же покраснел и смотрел в пол.

- Да… - Млад кашлянул и попятился, - да, конечно… Я сейчас уйду… только мне надо будет вернуться. Собраться там…

- Да все ж собрано давно! - усмехнулся Ширяй.

Младу оставалось только кивнуть: все идет своим чередом. Шаманята только кажутся ему мальчишками. А на самом деле они идут воевать, и никто не знает, вернутся ли они домой. Он и без них собирался к Дане.

Во дворе его догнал раздетый Добробой.

- Млад Мстиславич… - он снова потупился, - ты прости…

- Да что ты, Добробой. Так и должно быть.

- Ну, понимаешь… Ты не думай… Но если меня убьют… Вдруг у нее сын мой останется?

- Добробой, все будет хорошо, - Млад взял его за плечо, - тебя не убьют. Иди, ты замерзнешь. И… поспите хоть немного. Переход тяжелый.

Он не хотел никаких видений, не хотел смотреть в будущее, не хотел его знать. Но отчетливо увидел берег Волхова и девочку из Сычёвки над обрывом - она забеременеет. Она будет стоять на берегу и смотреть в сторону Новгорода - ждать своего Добробоя.

- Она будет ждать тебя, - сказал он шаманенку. - Она тебя дождется.

Дана была нежна с ним. Она была нежна и не похожа на саму себя… И Млад в первый раз подумал: может быть, он никогда ее не увидит. А если увидит, то очень нескоро. А еще вспомнил о том, что он уйдет, а Родомил останется в Новгороде, - он приезжал и предлагал остаться, говорил, что ему нужен волхв. Но Млад только покачал головой: то будущее, что он видел на Коляду, не оставляло ему выбора. Университет - его семья, его община, его дом. Отправить их умирать, а самому остаться?