Александр Шуваев - ЦВЕТОК КАМНЕЛОМКИ

- Да вы не пугайтесь, - Нахапетов хохотнул заливистым хохотком, характерным для сволочей из особой породы Ясноглазых, - шучу я. И вообще - не трясись, не наше это дело, - проверять, куда деваются деньги на жилой фонд и с кем вы делитесь. Этим потом займутся, товарищи из ОБХСС.

- Да вы понимаете, - народ уж лет восемь как начал за город сруливать. То одна семья, то другая - которые машины купили. Покупали, говорят, за копейки, но зато чистой воды развалюхи в Сонино, в Гаврилках, в Липневке, ремонт делали. Это уж потом цены до неба взлетели… На место тех, которые переехали, привалила, понятно, публика поплоше. Ну, - дальше - больше, народ повалил в Заславку, Репьево, Кутеевку, в такие места, о которых раньше и не слыхивали… - Он помолчал, а потом махнул рукой, как отрубил. - Был я в той Заславке, поинтересовался: откуда чего и взялось-то! Да что говорить, - совсем обнаглели, улицы вымостили! Дорогу до шоссе проложили! Из здоровенных таких серых плит, - а там все шестнадцать километров… А уж когда завод на реконструкцию закрыли, то и вообще все повалилось. Как-то разом и последние разбежались… Нет больше Северо-Восточного, вышел весь, конец!

- Ага. А что творится тут у вас, под носом, вы, понятно, слыхом не слыхивали… Поди - года два как носу ни одно ответственное лицо не казало?

- А тут не везде больно-то сунешься, - огрызнулся товарищ Т. Щепилов, - нам, между прочим, оружия не положено. Лучше бы всего, конечно, огнемет.

- Уж чего мелочиться? Звено "конвертов" с напалмом.

- Во-во… Так, если на старую подстанцию, - то это следующий поворот. Только… плохое это место, товарищ из комитета. Если вам туда надо, то - без меня.

- Дрейфишь? - Деловито осведомился старший лейтенант. - Это ты правильно. Если возникла необходимость проявлять героизм, значит, что-то было плохо организовано. Но у нас все организовано хорошо, и сматываться тебе покуда рано…

- Прости, конечно, товарищ из Комитета, я доверяю нашим органам, и все такое, но тут усомнюсь: в Решетовке ничего такого организовать нельзя. Тут можно либо войсковую операцию, либо просто ничего не выйдет.

- Не в курсе ты, Примкнувший, новейших тактических примочек. Давно действительную служил, - если служил, конечно…

- Я - попросту сужу. Все пятиэтажки, - он начал загибать пальцы, - все подвалы, все чердаки. Канализация опять же!

К этому моменту они, незаметно для него, успели свернуть к Старой Подстанции.

- Э-э… - говорил, же, - не пойду.

- Не ссы, - угрюмо ответил старший лейтенант, - прорвемся… Между прочим, - сейчас поворачивать назад, - ничем не лучше, чем двигаться дальше. Один хрен.

- Много ты там навоюешь, - прошипел Т. Щепилов, мертвой хваткой цепляя его за рукав, - один-то.

- Советский человек, - механически ответил старлей, кидая поспешные, какие-то последние взгляды на обстановку, - никогда не чувствует себя одиноким. Потому что с ним рядом всегда находится вся его могучая Родина, весь многомиллионный советский народ. А лучших сынов, - и дочерей, - советского народа, служащих в Органах, - он продолжал монолог, поспешно сдвигаясь боком вперед по направлению к подъезду ближайшего здания, - ближайшего и к подстанции, - всегда гора-аздо больше, чем это кажется с первого взгляда… - И прошипел. - Чего застыл? Деру!!!

В голосе его было что-то такое, что заставило чиновника немедленно, не задавая вопросов и не вступая в дискуссии, подчиниться. Они карабкались по ступенькам, бросая по сторонам опасливые взгляды, поневоле стараясь как-то приглушить поспешные шаги, но мертвое здание все равно отвечало гулом не то, что на каждый шаг, - на каждое движение. Лестница была пошире стандартной и вообще отличалась следами дешевой, из обвалившейся ныне алебастровой лепнины, роскоши, столь характерной для общественных зданий времен конца пятидесятых. Это, - чувствовалось, потому что увидеть что-либо в скудном свете, падавшем через крохотные оконца, было почти что невозможно. Угадывались дверные проемы, ведущие куда-то через две площадки - на третьей, на "полуторном" этаже, угадывались в темноте неудобные, широкие перила, Щепилов молча удивлялся той наглости, с которой прет наверх гэбэшник, - откуда знать, на самом-то деле, что и кто может ждать их в темноте совсем рядом со Старой Подстанцией? - но тот, очевидно, все-таки что-то знал. Поднявшись на самый верх, на техническую площадку, он уверенно нащупал в темноте низенькую дверцу, обитую облезлым железом, и распахнул ее в еще большую темноту коморки, из которой оставался уже только один выход, - на крышу. Они нашли ее по тонким щелям, через которые сочился свет, и Нахапетов осторожно открыл ее, почти наткнувшись на направленный ему в грудь толстый ствол. В первый момент Щепилов, ослепленный светом дня и шедший вторым, только и сумел разглядеть оружие, руки в коричневых перчатках с обрезанными пальцами, да настороженные глаза, как будто бы висящие в воздухе, и только потом глаза сумели распознать громоздкий силуэт человека, держащего автомат в руках. Красно-бурый, в неопределенных разводах комбинезон сливался со ржавой, некогда выкрашенной суриком крышей так, что делал незнакомца почти полным невидимкой. Щепилов - едва не отшатнулся от неожиданности, а вот старший лейтенант только быстро, мимолетным движением скрестил руки перед грудью, ладонями к себе, снова развел их в стороны и вполголоса произнес:

- Пальмира. Отзыв?

- Хара-хото. Прапорщик Дубинин.

- Старший лейтенант Нахапетов, - он кивнул в сторону какого-то громоздкого предмета, располагавшегося на краю крыши и тоже прикрытого пятнисто-бурым полотнищем, - пулемет?

Прапорщик отрицательно мотнул головой.

- УСС. Двенадцать и семь…

- Тоже верно.

- Товарищ старший лейтенант, - проговорил невидимка низким басом, настойчиво, но с извиняющимися нотками, поскольку требовал чего-то от старшего по званию, - переоденьтесь… Тут они, знаете, тоже, - он мотнул подбородком в сторону, - где, укрытое маскировочным полотнищем, угадывалось лежащее на боку человеческое тело, - не дремлют. То ли бдительные такие, то ли вообще пронюхали чего…

- Слышь, прапорщик? Ты б нам настроил, а? А то, сам знаешь, практики мало…

- Есть!

Он вынул из какого-то мешка два серых комбинезона и склонился над ними, подкручивая что-то на поясных пряжках, и ткань костюмов темнела, светлела, меняла цвет, шла крупной или редкой рябью, подчиняясь его движениям, пока не стала точным подобием той, в которую был задрапирован прапорщик. Облачившись и проследив за облачением бестолкового штатского, Нахапетов спросил:

- Ты тут давно?

- С пяти утра.

- И как вообще?

- Особой активности не наблюдается. А вы чего пешком?

- Так было задумано.

- А этот с вами зачем?

- А вот так задумано не было. Эй, Примкнувший, - смертью храбрых пасть - хочешь?