Александр Шуваев - ЦВЕТОК КАМНЕЛОМКИ

Потеряв связность, заряд начал стремительно терять свою парадоксальную структурность, переходя в хаотическое состояние, но произошло это все-таки не сразу, превратив вспышку в подобие огненного спрута, протянувшего ветви-щупольца ко всему, что мало-мальски поднималось над поверхностью земли. Дома, сараи и деревенские уборные, деревья и покосившиеся серые столбы вспыхнули, как облитые бензином, безоблачное небо прорезали целые заросли молний, а следом пришла ударная волна, превратившая ту часть старого села, которая окружала бывшую ярмарочную площадь, во взвихренный на десятки метров в высоту пылающий мусор. Испарилась угодившая прямо в эпицентр коза Гюльчатай, щипавшая тут плешивый, как облезлая шкура, ползучий горец, погас свет, а "тарелки" спутниковых антенн, торчавшие над холмами по ту сторону Учума, раскалились почти добела, непонятным образом спалив даже неработающие телевизоры. Старая Валия, ничего не видевшая вот уже четыре года в связи с тем, что не пожелала идти к доктору, - потому что на все воля Аллаха, - на миг увидала ослепительный свет и в тему изрекла:

- Ва, Алла, Алла…

Равиля Масягутова, гостившего у деда Девоншея и изнывавшего от невозможности сотворить какую-нибудь шкоду, скинуло с мотоцикла: сначала он почуял, как что-то огладило жаром его спину, потом, - как куст крыжовника, налетевший на него, словно вихрь, прошелся по его животу всеми своими колючками, а потом столь же внезапно возникшая перед носом трава обожгла его физиономию.

Над поверженным селением величаво, со зловещей медлительностью восставал бешено клубящийся дымный гриб диаметром метров полтораста-двести.

Характерной особенностью любой принципиально новой военной техники является то, что пользоваться ею в бою никто не умеет. Не то, чтобы не знали, как целиться или на что нажимать, этому как раз научиться недолго, а - отсутствует то, что называется тактикой и стратегией. Потому как что бы там ни говорили военные, а тактика - это производная от применяемого вооружения. Шрапнель с пулеметами живо отучили европейские армии от дурной блажи, - ходить в атаку строем, хотя отдельные попытки молодецких атак неуклонно предпринимались еще лет двадцать. То, во что превращается бой при помощи новых образцов техники, очень напоминает математические сценарии так и не состоявшейся атомной войны: какие бы хитроумные ходы ни предпринимались генералами вначале, очень скоро все сведется к судорожным попыткам как можно быстрее влепить в супостата все, что еще уцелело. Или - сценарий драки "до победного конца" между людьми, драться вовсе не обученными, без разницы. Действо убогое, омерзительное, но, порой, куда более кровавое, чем бой за звание чемпиона мира в тяжелом весе по боям без правил. В данном случае, правда, присутствовала одна поправочка, нюансик, мелочишка, которую участники междоусобицы дружно предусмотрели, парадоксальным образом вовсе не задумываясь о том, к чему это приведет.

Речь идет о программах тактических автоматов, ролью которых была координация боя.

Из одновременного действия двух этих обстоятельств получился недурной гибрид.

Когда оружие вашего визави обладает примерно той же дальнобойностью и точностью, что и у вас, естественным побуждением и категорическим императивом при желании уцелеть является попытка успеть первым. "Погонщикам" равно чужды были как естественные побуждения, так и чувство самосохранения, но зато программа их имела целую иерархию Приоритетов. Одним из первых являлось немедленное уничтожение того, что может немедленно уничтожить тебя. От тяжелых фотодинамических систем в ту ясную, как на грех, погоду, когда видимость - миллион на миллион, увернуться нельзя. Можно только выдержать, что проблематично, или закрыться, для чего нужно иметь чем. Автоматы, летевшие с Севера, выпустили целую тучу ракет воздушного боя и универсальных ракетных снарядов с расстояния, превышавшего радиус действия "лахудр", после чего, опустевшие, выдвинулись вперед, прикрывая коллег, волочивших тяжелые "карандаши" по три с половиной метра длиной, в такую вот погоду способные прожечь насквозь, через все палубы, авианосец. Те, что сами по себе были снарядами, приготовились к последнему, смертоубийственному рывку к цели. Те "летучки", которые успел поднять Данияль, имели сходные тактические программы, но с самого начала летели без всякого порядка, поскольку поднимали их в спешке. Зато и было их гораздо, гораздо больше. Если говорить военно-канцелярским языком, то, опоздав по стратегическому развертыванию, он значительно превосходил противника в силах и средствах первого эшелона: дело в том, что его визави, будучи неизмеримо более богатым и изощренным, не больно-то готовился к классическим боевым действиям. Не его это были стиль и метод, не ожидал он ничего столь примитивно-первобытного как полномасштабный сухопутный бой, не вкладывался в массовую армию.

Когда расстояние между флотами достигло двадцати - двадцати пяти километров, небо беззвучно полыхнуло десятками вспышек от разнокалиберной летающей нечисти, одновременно угодившей под сотни перекрещивающихся тераваттных импульсов, в доли мгновения раскалившейся до тысяч градусов, испотрошенной, изломанной, частично испарившейся, окруженной огненными облаками от распыленного фотодинамическим ударом горючего.

Стратегия, - есть продолжение географии, и поэтому можно смело утверждать, что жителям Поволжья стратегически повезло: времена, векторы и скорости в этот день сложились таким образом, что основные события развернулись все-таки над водохранилищем. Спустя считанные секунды после квантового удара своих целей достигли заранее выпущенные гиперзвуковые снаряды, и небо полыхнуло уже по-настоящему, облаками "тетриса", жирными мазками высших спиртов, тучами керамических стержней, соединенных бездефектными нитями, белесыми разводами подожженных "лахудр" превратившихся в подобие бешено мечущихся ракет. Некоторые из них, впрочем, без изысков, попросту взорвались с силой примерно полутонных авиабомб. Вниз, на землю, на воду, на случайных рыбаков и отдыхающих в прогулочных суденышках обрушились тяжелые, рвущие душу раскаты стэксовых стокилограммовок, ливень тяжелых осколков и остатки от превращенных в ветошь "летучек" двух крупнейших в послевоенной истории воздушных флотов, столкнувшихся в рамках одного воздушного боя.

Натянув комбинезон, Майкл стремглав кинулся к первой попавшейся, - без затей, - "камбале", в которой проем десантного отсека уже начал задвигаться, тигриным прыжком метнулся в сужающуюся щель, упал животом на край, и вторым рывком забросил тело внутрь. К этому моменту машина уже свистела и шипела, как целый выводок злющих кобр, и почти сразу же, едва дождавшись закрытия люка, как-то боком, косо пошла вверх, изо всех сил стремясь оказаться подальше отсюда, когда НАЧНЕТСЯ, и стараясь только избежать столкновений, потому что в воздухе на этот чувствительный момент было довольно густо. Он не послал к черту все эти приключения по единственной причине: что-то подсказало ему, что пешком смотаться отсюда на сколько-нибудь приемлемое расстояние он попросту не успеет. Они успели уйти метров на семьсот-восемьсот вверх-вбок, когда это таки случилось. Проклятый скотовод накаркал, и все началось именно так, как он предполагал: над давешним плацем мигнуло, очертания всего, что находилось внизу, на доли мгновения расплылись, ровные плоскости взлетных полос на миг пошли тяжелой волной, тут же лопнув, будто бумажные полоски, а потом все скрыли облака чудовищных взрывов. Несколько машин, отставших от их собственной всего-то на две-три сотни метров, внезапно дрогнули, накренились и косо врезались в настигающую их тучу. Умница-пилот, мгновенно сообразив, что расстояние - оно и есть расстояние, прекратил набор высоты и на полной скорости резал теперь по горизонтали, так, что винтомоторная группа выла на нестерпимой, режущей, почти ультразвуковой ноте, от которой ныли зубы и ломило виски. А потом по ним шарахнуло. Все-таки тот, кто гнался за ними, был вдвое быстрее, и догнал. По машине врезало, как гигантской кувалдой, и в считанный миг, пока сознание не померкло, ему показалось, что внутренности его взболтались, а сердце - замерло. Потом, - очень быстро, - помрачение прошло, но дышать было нечем, сердце не билось, в глазах снова начало темнеть и он понял, - теперь уже с концами. Его хватило только на то, чтобы почти судорожным движением вскочить - и с размаху грянуться брюхом на чью-то голову в нелепо-претенциозном шлеме. Сердце болезненно ворохнулось, подумало, и забилось вновь, часто-часто, как и полагалось в сложившейся ситуации. "Камбала" летела как-то боком, моторы - выли, а вот фигуры в пилотских креслах - безжизненно болтались, словно парни были без памяти или откровенно убиты.