Александр Шуваев - ЦВЕТОК КАМНЕЛОМКИ

Внучок, родная кровинушка и отрада старости, возник прямо сразу после сессии, на зимних каникулах. Привез гостинцев и гостей, - троих молчаливых, здоровенных парней приблизительно своего возраста. С виду "унучек", учившийся аж в самой Москве, меньше всего походил на интеллектуала, был мордат, краснощек и мясист, с волосами, как солома. И папаша-то его, старухин средненький, Толька, пил всю жизнь как следует, никогда мимо не проносил, и жена-то у него, соседская Танька, была так себе, - визг один да жадность, а вот поди ж ты… Спасибо Иван Макарычу, учителю, поговорил с родителями, свозил дошлого пацаненка куда-то там на показ, - и того взяли-таки в специнтернат.

Бригада приехала прямо на грузовике, - вроде армейского какой-то, аж через снег проехал, и внучок со товарищи - много чего выгрузили из него, в том числе и много непонятного. А с утра, выпив по полстакана мутной самогонки под чудовищную сковороду жареной картошки, парни принялись за дело, в два счета включив какую-то машину, что шипела навроде закипающего чайника, и наладив времянку-свет. Они как-то враз, играя силищей, разобрали до основания катух, обе сараюшки, баньку и даже уборную, она даже и ахнуть не успела. Унучок вежливо слушал ее, гладил по головке, но получалось так, что протесты ее как-то проходили мимо, сметенные всесокрушающей целеустремленностью работы. Сам внук, поглядев, как управляются со стройкой друзья, выгреб и вывез на огород чуть ни метровый слой навоза, накопившийся за полвека не больно рачительного хозяйствования. Сам вывез. И сам перемешал со снегом, коего в этом году, слава богу, скопилось чуть не под крышу ныне разобранной баньки. Какая-то машина тихо поднимала срубы, а парни оперативно, без суеты разбирали бревна, вынося в сторонку вовсе подгнившие, а годные - поливая какой-то коричневой жижей, что впитывалась в древесину, как вода - в рыхлый снег. Настелили полы и сделали перегородки из цельных серых плит, чуть шершавых, но гладких все-таки. А потом они напугали ее уже до конца, договорившись с соседями, что она переночует у них "одну только ночку". А сами за это время перебрали чердак и перестелили крышу, накрыв ее цельным, без швов, глухим зеленым полотнищем. Сказать, что отремонтировали все ветшающее, готовое вот-вот перейти в категорию выморочного подворье, значит не сказать ничего: оно не было таким и снову. Оно и не мудрено: покрытия, материалы и пропитка относились к категории самых добротных из того, что находились в распоряжении "Черного Ромба", "унучек", по статусу своему в этой организации - мог это себе позволить, а студенты, похожие на него самого своим основательным подходом к жизни, за последние два года стали настоящими мастерами.

- Ой, унучек, - тихо, в талую воду таяла бабка, капая слабыми стариковским слезами, - да какие ребята-то хорошие. К чему мне, старухе-то? Помирать скоро.

- Погоди, бабуль, - жизнерадостно прервал ее внук, ласково приобнимая за худые, намертво закостеневшие горбом плечи, - погоди помирать. У меня на тебя бо-ольшие виды…

- Да где мне? С печи-то не каждый день подняться могу…

- А - ничего. Ноне врачи знаешь, какие хорошие? Враз на ноги поставят. Как новенькая будешь.

- Чего лечиться. Пожила.

- Да погодь ты! Свата Ивана сына - помнишь?

- Это какого? Саньку или Коську? У него еще Светка, которая за загорского Ваську, за агронома вышла…

- Ну так я про Константина. А у его зять врач. Так что собирайся, и он тебя в лучшем виде…

- Митенька, да не надо ничего!

- Собирайся! - Тут его осенило. - Слушай, ты што, - за хозяйство беспокоисся? За курей своих занюханных?

Она молчала, бессмысленно глядя в никуда, и он, человек с выдающимися способностями к людоведению, понял, что в предположениях своих не ошибся, и потому плавно закруглил:

- Вон Вована видела, с которым я приехал? Он уже все, закончил, так и поживет у тебя до весны. Ему все одно надо кое-что там посчитать, обдумать… Присмотрит. Заодно месяц медовый проведет. Согласная?

Она замахала на него руками:

- Не надь мне ниче! Зажилась!

- Бабуль, - он стал серьезен, - помереть всегда успеешь, а так ты меня кре-епко выручить можешь…

- Да чего я, старая…

- То-то и оно, что старая, а меня, молодого, можешь выручить…

- Да чем, Димочка?

- А, - он улыбнулся во все свои белые, толстые зубы, - картошкой. По весне твою картоху подчистую выведем, а ту, что привезу - посадим.

- Так ты это серьезно?

- А к чему мне шутить-то?

- По полной форме? По полной? Ты, часом, не оговорился? Ты знаешь, что тут требуется-то? Что это вообще такое? И во сколько выльется?

- Ты не о том говоришь. Ты другое скажи: можешь или не можешь? Да или нет?

- Чтоб так, как ты говоришь, я еще никогда… Но если постепенно, одно за другим, так почему бы и нет? Спецуры надо. Воз.

- Будут тебе спецуры. И такие, о каких не слыхал. И сколько хочешь. С Таблицей Значений. С полной.

- Ого! А во что это станет, - знаешь?

- А на что тебе деньги? Может, - чем другим возьмешь?

- Например?

- Ну, я ж не знаю, что тебе нужно… Машинку - хочешь? Не хуже западных. Попроще, но, мягко говоря, понадежнее. Телевизор цветной, цвета лучше, чем цветное кино? Видак? Можно тебе числак поставить, - к телевизору, - но это дело такое, к нему с опаской надо, обговорить, во что и как вставить, как замаскировать… Все - вечное, пока не надоест.

- А кстати - без числака - никуда…

- Это, - Бабушкин Внучек небрежно махнул рукой, - я свой притащу. Для такого-то дела. Ты справишься?

- Племянника приглашу. Ой, - эскулап взялся за голову, - это ж мне опять отпуск зимой брать! Дней на десять!

- Так ты думай… Того, по-моему, стоит. А через годик, если получится, я тебе еще и вечный сертификат дам. На горючку.

- Слушай, - ты чего это так о ней хлопочешь? Только не ври!

- Дак - родня она мне…

- Я тебе сказал!

- Для дела нужна. Без нее, понимаешь, - никак.

- А лет-то сколько ей, бабке твоей?

- А - семьдесят пятый.

Кумов зять тихонько взвыл, снова берясь за голову.

- И на што может понадобиться такая ветошь?

- Вот и сделаешь пригодной к употреблению. Капитальный ремонт.

- Хорошо, - а почему тогда попросту не взять кого-нибудь помоложе?

- Потому что, в отличие от молодых, еще умеет все толком делать. Смолоду привыкла работать. А еще…

- Ну? Интересно?

- Она живет там у себя, - и живет себе. Ни у кого вопросов не возникает. Никто не будет задавать вопросов бабке, доживающей свою жизнь в выморочной, доживающей свой век деревне. На которую надежно забило все начальство. О которой стараются вовсе забыть. И все это надо сделать своим. Потихоньку-полегоньку. А потихоньку-полегоньку только через стариков сделать и можно. Потому как многое можно, а без жратвы - все равно никуда. И вообще, когда эти мертвые деревеньки, - наши будут, такие вещи можно затеять, что ого-го…