Александр Прозоров - Освобождение

Глядя на панцири ахейцев, Федор отчетливо понимал, что они пытались загребать жар чужими руками, стараясь экономить свои силы. Но он также понимал, что за этим «скромным участием в общей победе» могла крыться и другая причина. Стратегам ахейцев сейчас не позавидуешь. После разгрома Этолийского союза, а это можно было считать делом почти решенным, они окажутся между молотом и наковальней. Имея двух таких союзников, как Филипп и Ганнибал, рано или поздно им придется отказаться от своей самостоятельности в пользу одного из них. А это для свободолюбивых эллинов было мучительным выбором. Чайка невольно вспомнил Ликиска, с горсткой солдат атаковавшего его армию. Тот свой выбор уже сделал. Ахейцы в скором времени могли оказаться в таком же положении и вряд ли их стратег этого не понимал.

Оторвав взгляд от ахейцев, Федор перевел его на своих подчиненных, численность которых сейчас не превышала семи с небольшим тысяч. Для «слабого крыла», солдатам которого в македонской тактике отводилась роль мальчиков для битья, нужных лишь для того чтобы принять на себя главный удар противника, это была весьма внушительная цифра. Кроме того, Чайка, после разговора с Филиппом, слегка модернизировал эту тактику, выстроив перед своими пехотинцами полевую артиллерию, которая могла бить этолийцев в упор. А в центре, между собой и ахейцами Филиппа, было решено разместить слонов в боевых доспехах. Всех слонов. И тех, что привел с собой Федор и еще шестнадцать слонов македонской армии, которые поддержат атаку македонской конницы или отразят контратаку этолийских всадников. Несмотря на все старания Филиппа, у Агелая еще оставалось около четырехсот всадников, недавно прибывших к нему в составе ополчения, которое он сумел набрать.

Филипп и Федор регулярно посылали разведчиков в дальние рейды вокруг Ферма и, хотя город еще не был полностью окружен, были уверены, что в ближайшие дни никаких подкреплений Агелай не дождется.

— А мы чего ждем? — не понимал Федор, который вынужден был согласиться с требованием Филиппа ничего не предпринимать, до тех пор, пока этолийцы не попытаются контратаковать его крыло, — давно бы сам уже напал. Этот Агелай, похоже, надеется отбиться. Даже фалангу по такому случаю выстроил.

Сариссофоры [7] Сариссофоры — воины первых шести шеренг фаланги, вооруженные длинными копьями-сариссами. Длина сариссы варьировалась от четырех до 5–6 и даже 7 метров. С такими копьями было трудно нападать. Они использовались преимущественно для того, чтобы прикрыть фалангу от атак конницы ежом из острых копий разного размера. Агелая, прикрывшись ежом из длинных копий, давно были готовы к отражению атаки македонцев, но царь все медлил, делая какие-то перестроения и перемещаясь в глубине порядков своей конницы.

Пока царь занимался перестроениями, Федору ничего не оставалось, как заняться разглядыванием шеренг противника, поскольку своих солдат он уже давно выстроил. Справа, там где находился он сам, огромным прямоугольником, разделенным на хилиархии, стояли почти все имевшиеся морпехи и пехотинцы Кумаха, включая вторую хилиархию, в которой служил Летис. На дальнем краю Чайка поставил две тысячи кельтов и оставшихся скифов, на тот случай, если он задумает отдать приказ обойти противника с фланга. Лучше кельтов для такой атаки и не придумаешь, а почти две сотни скифов были единственной конницей, которой располагал левый фланг Федора. Всех македонцев Демофонта после воссоединения армий царь опять забрал себе. Чайка был не совсем согласен с такой диспозицией, но выполнял условия договора. «Пусть себе командует, — размышлял командир карфагенян, — если он так рвется в бой, то нам работы меньше останется».

Хотя настроение этолийцев было ему совершенно ясно — они будут биться до конца. Нападение Филиппа они расценили как предательство некогда общих интересов. Ведь некоторые из стран, входивших в созданный недавно Эллинский союз под руководством самого Филиппа — Акарнания, Беотия, Фокида и Фессалия, — совсем недавно еще платили деньги в казну Этолийского союза. А теперь македонский царь вознамерился и вовсе его уничтожить. Так что грекам из Этолии ничего не оставалось, как биться насмерть за свою свободу.

Перед центральной частью своего строя Чайка выстроил метательные орудия. Раз уж ему было приказано с самого рассвета стоять на месте в ожидании контратаки, Федор принял меры, чтобы можно было обороняться, не сходя с места, но с наибольшим уроном для этолийцев.

Однако и стратег этолийцев Агелай приготовил что-то новое для обороны своих порядков. Чайке не давали покоя какие-то странные, отливавшие металлическим блеском, веревки, натянутые вдоль земли на полуметровой высоте прямо напротив того места, где были сосредоточены слоны. Разведчиков к ним было не подослать, слишком близко от первых шеренг этолийцев, а издалека не рассмотреть, бинокля у Чайки не было. «Что же это такое? — недоумевал Федор, — если бы мы были в двадцать первом веке, я бы рискнул предположить, что это колючая проволока, да только откуда она здесь, да и зачем?».

Поразмыслив над этим ранее не виденным делом и заметив, как легковооруженные пехотинцы во время построения противника горстями разбрасывали у этих странных заграждений какие-то блестевшие на солнце металлические шипы, Федор решил, что Агелай таким образом пытается прикрыть свой центр от атаки слонов. А когда этолийцы на его глазах установили еще штук двадцать «противотанковых ежей» — иначе он не мог называть эти переплетенные между собой куски заостренной и торчащей в разные стороны проволоки, — все сомнения у него отпали. Пехоту такими ежами было не остановить, хотя урон тоже нанести можно, а вот огромным животным, защищенным только на уровне головы и боков панцирем, натянутая проволока своими шипами могла рассечь ноги. Если же слон падал на этом «минном поле», как тут же окрестил его Федор, то мог проколоть или разорвать себе не только ноги, но и все внутренности.

Впрочем, слоны перед битвой были облачены в собственные доспехи — специальный панцирь из кожи и металлических пластин укрывал теперь все бока, зад и даже почти весь хобот огромного животного. На его массивном лбу был прикреплен удлиненный изогнутый щиток, защищавший лоб слона до самых ушей от прямого удара копьем или камнем. Для глаз оставались специальные отверстия. Бивни были окованы медными кольцами и даже заточены. Ни дать ни взять настоящий античный танк, способный топтать и давить живую силу противника. И все же ноги оставались его самым уязвимым местом. Похоже, на то и был сделан расчет теми хитроумными инженерами, кто додумался изготовить все эти приспособления.