Александр Кулькин - Ушедшее лето. Камешек для блицкрига

Впрочем, конечно не за десять минут, но достаточно быстро, батальон построился, и я облегченно вздохнув, смог доложить комбригу:

— Товарищ комбриг! Полесский добровольческий батальон по вашему приказанию построен!

— Здравствуйте, товарищи!

Ответное приветствие, заставило меня поморщиться как от разжеванного лимона. Похожее выражение промелькнуло на лицах многих, но комбриг не повел и глазом, продолжив:

— Товарищи красноармейцы! Товарищи командиры! Приказом по двадцать первой армии РККА, ваш батальон теперь официально входит в состав Полесского укрепленного района. Командир укрепрайона я, комбриг Бабына, военный комиссар — дивизионный комиссар Ливицкий. Командование батальона остается прежним, на время отсутствия капитана Шнитко, его обязанности выполняет старший лейтенант Листвин. Боевое Красное Знамя батальону, как сформированному из жителей города, вручается постановлением областного комитета КПБ(б), который принимает на себя шефство над вашей частью. Это дар от жителей города и области. Они видят в вас своих защитников, и надеются на вас.

Я перехватил взгляд Ливицкого и громко скомандовал:

— Батальон, смирно-о-о! Равнение на Знамя!

Знамя нес сержант госбезопасности, по-моему, Шкенёв. Чуть сзади, «тянули ножку» пограничники. Дойдя до центра строя, знаменщики четко, как на параде, развернулись лицом к строю, и застыли. Первым к Знамени подошел я. Красный бархат расплывался в моих глазах от некстати выступивших слёз. Знамя, наше знамя, стяг, прапор, что может быть святее для военного человека? Это не только ткань, это — держава! Это символ страны, душа народа, гордость за отчизну, любовь к Родине, принявшие вещественную форму. Под этим знаменем я родился, под этим знаменем я пойду в бой, и других цветов для меня нет, и никогда не будет! Встав на одно колено, я бережно, как любимую, как ребёнка, поцеловал Знамя, встал и вернулся в строй. Теперь, мы будем воевать.

Праздники кончились, и рутина армейской жизни захлестнула меня с головой. Только теперь, я понял как не хватает Шнитко. Раньше, комбат брал на себя все городское начальство, и как своему, ему многое позволялось. Теперь это выпало мне. Через пару дней, только отсутствие оружия на совещании спасло жизни Бабыны и мою. По старой привычке, при входе в обком, оружие оставляли у милиционеров на входе. Война войной, а инструкции остались старые. Я вспылил, когда этот командир потребовал от меня отправить роту на восстановление укреплений района.

— Да зачем они нужны, эти капониры!? Сейчас не тридцатые годы, и против нас не поляки, с их тактикой первой мировой!

— Ты забываешься! Как разговариваешь с комбригом! Немедленно выполнять! — побагровел Бабына.

Остальные молчали, с любопытством рассматривая меня. Ливицкий курил, задумчиво рассматривая карту, на которой комбриг объяснял мне боевую задачу. Я несколько раз вздохнул, выдохнул, и стараясь держать себя в рамках дисциплины, строго официально сказал:

— В батальоне отсутствует автотранспорт для срочной перевозки роты. Автомашина «Газ-АА» находится на ремонте, будет готова только послезавтра. Разрешите, отправить роту пешим ходом?

— Немедленно!

— Подождите, товарищ комбриг. — все-таки Ливицкий решил вмешаться, — Объясните нам Алексей Юрьевич, почему вы так уверены в низкой эффективности укрепрайонов.

— Есть, товарищ дивизионный комиссар. — попросив, бумаги и ручку, я склонился над столом. — В основе тактики врага лежит максимальная быстрота действий, следовательно, они стараются обходить узлы сопротивления. Так как, сейчас для немцев очень важно уничтожить нашу армию, то они применяют методику разрыва линии обороны и последующего окружения. Значит на нашем укрепрайоне, который, тем более не имеет сплошной линии и представляет собой отдельные сооружения, они тоже не задержатся. Обойдут, оставив специальные группы саперов. А те, уже имея опыт, просто уничтожат капониры, зайдя со стороны тыла, и взломав перископные трубы. Если учесть, что долговременных сооружений у нас нет, и построить их мы просто не успеем, то задача врага облегчается. — Я быстро нарисовал схему и стрелками показал предположительные действия штурмовых групп, — Связать узлы в сплошную линию — это надо выкопать километров пятьдесят окопов, и посадить в оборону дивизию. Вот поэтому, трезво оценивая наши возможности, я предлагаю сосредоточится на обороне мостов.

— Это антисоветская пропаганда! — возмущенно закричал невысокий чиновник в сером полувоенном костюме, и обращаясь уже к Строкову и Ливицкому продолжил, — Я не понимаю, почему мы должны терпеть этого антисоветчика! Надо быстрее восстанавливать укрепрайон, и сделать все, чтобы остановить врага!

— Товарищ Листвин уже прошел проверку в госбезопасности, — Строков, как всегда говорил негромко, но слушали его внимательно, — На должность его рекомендовал обком партии. Мне кажется, — капитан госбезопасности посмотрел на побледневшего собеседника, — то-о-оварищ Зеленый, вы немного ошибаетесь, в данном случае.

— Не сомневаюсь в решениях органов и партии, но мне подозрительно что, какой-то старший лейтенант так много знает о врагах! — заюлил Зеленый, кажется председатель райисполкома, или что-то в этом роде.

— Подозрительно мало знать! — хмуро отрезал Заяц, теперь ставший заместителем у Строкина.

Я посмотрел на Ливицкого, и дождавшись кивка, ответил:

— Я специально изучал действия немцев при захвате бельгийских фортов, и на линии Мажино во Франции, когда понял, что с фашистами у нас будет общая граница.

— Товарищ Листвин, — Ливицкий докурил, глянул на Бабыну, и продолжил. — Вы можете идти, приказ вам будет доставлен. Об автотранспорте, мы позаботимся.

Встав, я обратился к командиру бумажного укрепленного района:

— Разрешите идти, товарищ комбриг?

— Идите, — хмуро буркнул Бабына, рассматривая мои каракули. Что же он мог ответить? Без подписи Ливицкого его приказ так бы и остался бумагой. Впрочем жалеть его я не собирался. Загонять бойцов на бессмысленную копку земли, только для того чтобы восстановить заброшенный пять лет назад укрепрайон, зачем? И этот человек ведь знает кто я! И схемы ему рисовал, откуда немцы придут! Прорыв на Калинковичи, и уже оттуда марш на город. Все укрепления строились фронтом в другую сторону! Туда, где раньше была советско-польская граница. Нет же, подавай ему укрепрайон, а то чем он будет командовать? Идио-от! Прицепив кобуру, в раздерганных чувствах пошел к мосту, ну кому-то сейчас не повезет…

Впрочем, текущая к мосту вереница повозок, редких машин, да и просто людей, показала, как я смешон. Смешон, со своими стенаниями по поводу начальства, вечными, как мир. Сзади, загудел мотор, и Васильевич поинтересовался: