Александр Маркьянов - Зло именем твоим [СИ]

Отдав Аллаху положенные ракаты, прочитав фразы, завершающие молитву, майор Шариф поднялся. Ему почему то было неприятно на душе, как будто он кого то обманул.

Мулла тем временем приблизился к нему, бледный, с черной повязкой на глазу, со шрамом на лице. Когда шурави пришли сюда — он вступил с ними в бой и едва не был убит. Ходила легенда, что когда осколок шурави ударил его и глаз повис на нерве — это было как раз возле мечети — мулла рукой оторвал глаз, бросил его в сторону, потом отколупнул глины со стены мечети, пожевал и закрыл рану. Потом продолжил бой. Насколько это было правдой — судить никто не брался.

— Мы ради видеть брата в вере своей в нашем доме — нараспев сказал Мулла, голос у его был сильным и приятным

— Аллах направил мои стопы сюда, Аллах и мой долг — ответил Шариф

— Нет и не может быть никакого долга, кроме долга перед Аллахом, и долг этот так велик, что никогда нам не отдать его. Разве не сказал Дауд, обращаясь к своему Господу: `'О Аллах, как я могу воздать тебе полную благодарность, если за то, что я благодарю тебя, я уже опять должен благодарить тебя''. И Аллах ответил ему: `'О Дауд, теперь ты познал Меня''.

— Долг перед Аллахом не противоречит долгу пуштуна накормить гостя…

За столом они были все вместе, ели довольно бедно. Майора поразил один факт — несмотря на бедность, на столе было мясное блюдо, здесь было где пасти скот, и поэтому мясо здесь все таки было. Мулла Омар отказался есть мясо, хотя все муджахеддины ели его, накладывая из общего блюда. Вместо этого он взял лепешку, и макая ее в кислое молоко с зеленью стал ее есть, не обращая внимание на едящих мясо сподвижников.

— Почему вы не едите мясо? — спросил Омар с любопытством и подозрительностью, увидев это он тоже не стал есть мясо

— Горе нам, Аллах покарал нас раздорами и ненавистью за то что мы впали в ширк и безбожие, подчинились тагутам, и пока мы не придем к совершенству таухида — голод и болезни не уйдут с нашей земли. Только когда на последнем клочке нашей земли поклонение будет принадлежать одному лишь Аллаху и когда у самого последнего бедняка на столе будет мясо — только тогда и я внушу его, того, что разрешил нам Всевышний в пищу.

— Омен — синхронно оторвавшись от пищи, произнесли остальные

Майор Шариф смотрел ему в глаза — и видел, что мулла не шутит, он серьезен как никогда…

После совместной трапезы, они поднялись туда, где мулла спал — комнату охранял вооруженный талиб.

Поверил ли ему майор? Ни черта не поверил, скорее разуверился еще больше, потому что слова — это одно, а дела — совсем другое. Он знал, что делал мулла Омар со своими сподвижниками здесь. В этой школе работала учительница, присланная из Кабула, она была так глупа, что не бежала, как остальные. Моджахеды изнасиловали ее прямо в школе, все вместе, а потом четвертовали. Все это делалось со словами об Аллахе.

— Какие вести ты принес из Пакистана, брат? — мулла Омар сильно изменился, теперь он был почти нормальным

— Не из Пакистана. Я служу здесь.

— Я знаю — сказал Омар — ты безбожник, так и не пришедший к Аллаху

— Я совершил намаз вместе с вами.

— Это ничего не значит. Ты обращался к Всевышнему с положенными словами, но в твой душе нет жажды, ее напоили коммунисты ядом харама.

— Жажды чего?

— Жажды таухида. Ты чужой.

Майор покачал головой

— Тогда почему ты разговариваешь со мной? Убей меня и покончим с этим.

— Мы примем нусру [25] Помощь. от тебя. Примем ради приближения того часа, когда на земле Афганистана не окажется ни одного человека, кто бы не признал Аллаха и не склонился перед ним в почтении.

— Скорее это мне нужна нусра. Мне нужны все люди, каких я могу собрать.

— Для чего тебе нужны люди?

— Чтобы покарать грабителей и убийц. Шариат запрещает воровать.

— Это правда, но он не запрещает брать на джихад. Кто эти люди?

Майор передал фотографии, вместе с пачкой денег и письмом. Письмо было написано на арабском языке, отправитель был в Пешаваре. Там же, где была мечеть и медресе Хаккани, рассадник ваххабизма.

Мулла снова повел себя странно, он прочитал это письмо несколько раз, раз за разом, потом — спрятал его за пазуху, как будто боялся, что его отнимут.

— Приказывай — коротко сказал он

Естественно, майор Шариф как опытный, подготовленный советскими военными специалистами диверсант и не подумал выдвигаться к логову банды на броне: даже шурави теряли броню в кандагарской зеленке, что уж говорить о них, не имеющих ни достаточного количества обученных людей, ни резерва, ни поддержки с воздуха. Зеленка была давно заминирована, тропы знали только местные — но местные то как раз были, люди муллы Омара привели того, кто эти тропы знал. Выступление наметили на следующий вечер.

Три грузовика — Урал и две разбитые бурубахайки, выехали этим вечером на дорогу, ведущую в Кабул, но остановились у самого края зловещей зеленки. Дальше ехать было опасно — местным было все равно и на шариат, и на Аллаха, они делали намаз, а потом шли разбойничать и грабить. Они пойдут на прорыв потом, на максимальной скорости, когда дело будет сделано.

— Здесь… — сказал проводник — здесь начинается дорога.

Майор Шариф надел маску, шерстяную, такие пользуют пакистанские коммандос, но здесь от нечистой шерсти только саднит лицо. Ничего, можно потерпеть.

— Точно здесь? — спросил он проводника

Один из боевиков Омара, сидевший в машине — тоже с бельмами вместо глаз, совершенно безумного вида, тронул и так испуганного проводника за плечо.

— Аллах жестоко покарает тебя, если ты солгал нам, ты умрешь смертью шакала и не услышишь даже запаха рая. Если ты лжешь сейчас — подумай, стоит ли это того.

— Я не лгу, эфенди, Аллах свидетель — испуганно сказал проводник — не лгу. Все так, как я и сказал.

— Аллах да будет тебе свидетелем…

Майор похлопал рукой по рации, посмотрел на боевика.

— Смотри. У меня такая и у тебя такая же, понимаешь?

— Да, брат, понимаю. Я сам воевал против неверных и знаю, что это такое, тогда такие были только у амеров.

— Теперь она есть у тебя. Смотри, она настроена, вот это — не трогай. Понимаешь — не трогай.

— Не трогай — повторил талиб.

— Как только услышишь мой голос или увидишь две ракеты, понимаешь — две ракеты, одна за другой — поезжай вперед, куда — ты знаешь. Понял?

Майор объяснял талибу что нужно делать точно так же, как ему самому в школе объясняли шурави. Но шурави учили их грамоте, чтобы они были такие же грамотные как и сами — а этого никто грамоте не учил, только вдалбливали в голову, что надо убивать неверных.

— Но до того, как ты услышишь свой голос — ни с места, понял. Никуда не уезжай.

— Я понял, амер.