Алекс Кун - Крыло двуглавого орла

Петербург плакал дождем, не радостным или печальным, а тем, который сильный ветер выжимает из открытых окон-глаз. Частые круги морщили волнующуюся ленту недавно вскрывшейся ото льда Невы, заполняя шуршащими и шлепающими звуками серые сумерки, поглощающие засыпающий город. Эта зима выдалась зело студеной, говорят, много народа в Европе померзло, много пошло лучшей доли искать, многие ее нашли в России. Караваны с эмигрантами этой весной обещали быть особо тучными.

Город отдыхал от светских гостей, наполнявших его последние две декады, и от пышности их проводов. В начале мая отбыл, с большой свитой, брать под свою руку земли на восходе, вице-император Алексей. Через три дня после него, со свитой, отбыл на южные рубежи России, император Петр. Еще через день пышная свита двора увезла императрицу в Москву.

Петербург остался наедине с холодным весенним дождем и серыми громадами кораблей, заполнившими Неву до Купеческого моста. Теперь пора собираться и нам, оставляя город ночью, под тихий, ритмичный марш капель. Как и положено преступникам.

Наблюдал погрузку баржи со стены Петропавловского форта, прикрывая лицо капюшоном от порывов ветра, приносящих дождевые заряды. За спиной, как несколько лет назад, угадывались две тени морпехов, молчаливо осматривающих плотно заполненный рейд Невы и прячущих под намокшими плащами внушительный арсенал.

Накрыло ощущение, что все это уже было - дождь, молчаливые морпехи за спиной, сборы в дорогу. Было. И привело меня в Петропавловский форт.

Именно на этой стене дал себе зарок продолжить вести дневник, заброшенный мною сразу после отчета перед правящим домом. Не ведаю, что ждет впереди, но мои розовые очки остались на кладбище при Александро-Невском монастыре, и вершить над собой суд предпочту доверить далеким потомкам.

- Погрузка закончена княже!

С легким поклоном передал мне слова подбежавшего моряка моя правая тень. Можно подумать, не слышал их шепота сквозь дождь. Ответил не поворачиваясь

- Князь сослан, Ефим. Его больше нет.

Небо клубилось непроглядной хмарью, подгоняемой ветром с залива

- Как прикажешь, княже...

Повернулся к правой тени, разглядывая его уставное лицо, спрятанное в тени капюшона, и согласно последней директиве Петра, имеющее вид "лихой и придурковатый, дабы разумением своим не смущать начальство..."

- Уволю...

Наверное, не многим узникам в истории давалось право выбирать себе конвоиров. Махнул рукой в ответ на еще один полупоклон тени. Слишком многих нужно увольнять. Оба идущих со мной капральства морпехов Двинского полка, если быть точным. А их не то, что уволить не дам - горло за них перегрызу, и еще пару контрольных выстрелов сделаю. Последние верные люди, в этом мире.

По ступеням лестниц ручейком текла вода. Разбрызгивая ее, спустились на небольшую пристань форта, к отшвартованной средней самоходной барже, несущей на рубке гордый номер "ССБ-36" и лихую, кривоватую, приписку ниже "Юл".

Поднимался по сходням под рык капрала Двинцев - "Адмирал на борту!" и взметнувшееся воинское приветствие. Может, все же уволить?

- Вольно!

Что тут еще скажешь?! Что все это в прошлом? Тут неграмотных нет. Подставил мокрое лицо дождю. Вот и все. Прощай Петербург. Не доведется увидеть тебя во всей красе.

Уже в каюте самоходной баржи, заполненной запахами мокрой одежды с привкусом сгорающего в топках угля, сидя над пухлым блокнотом, задумался, с чего начать новый дневник. Наверное, начну с подведения итогов.

Итак, к весне 1709 года, матерый медведь, по имени Россия, сбросил зимнюю спячку и вылез из берлоги, заявляя о своем праве на лес раскатистым ревом. Это ныне так принято аллегорично и куртуазно изъясняться. Если говорить менее куртуазно - то Россию била лихорадка переходного периода. Во многих местах можно было наблюдать картины "хозяйка сбивающая масло в деревянной, выдолбленной маслобойке, деревянным толкачом под светом электрической лампы" или "артель лесорубов, отдыхающая вокруг горячего газогенератора, на снятой крышке которого булькают несколько котлов с нехитрой снедью". Новое врывалось в старинные уклады, и вязло в них как муравей в патоке. Хотя, некоторые сдвиги стали уже заметны.

Фактории разрослись по всей стране, и стали центрами кристаллизации. Вокруг них разрастались рынки и ярмарки, к ним привязывали остановки маршруток, как стали называть маршрутные кареты в России. Первые же усилия медичек факторий дали заметные результаты - если раньше, в среднем, из 7 детей выживали только трое, то ныне выживали 8 из 10, а то и больше. Результат этого демографического взрыва не заставил себя ждать - мужики, чтоб прокормить увеличивающиеся семьи, заинтересовались дополнительными заработками, и уже не называли технику "бисовым порожденьем". Опять же, монетарная политика факторий, постепенно отучала деревни от менового обмена, сделав даже бронзовые монетки желанными гостями в крестьянских домах.

Школы факторий постепенно стали зимними интернатами для детей со всей округи, в которые крестьяне отдавали своих чад с радостью, не забывая, однако, присылать вместе с детьми самую склочную бабку-наблюдательницу от деревни.

Но и летом школы не пустовали. Как это ни печально, некоторые расширившиеся семьи были уже не в состоянии содержать всех детей, и писали прошения о вспоможении, по рекомендациям все тех же факторий.

Интересно было видеть эти письма, написанные гражданским шрифтом детской рукой и с крестиками на местах подписи родителей. В стране становилось все больше казенных воспитанников, на которых у меня были определенные планы.

Вот только планы уходили в будущее, а образованных людей катастрофически не хватало в настоящем. На заводах рабочих обучали по принципу дрессированного медведя, и это вредило производственным процессам. Некоторое улучшение ситуации дало разделение по зарплате внутри рангов Табеля. Образованный человек получал больше - рабочие потянулись в вечерние школы при заводах, хотя ситуация все равно оставалась напряженной.

Заводы, заводики и массовые артельные мобильные производства росли по стране как грибы после дождя. По моим прикидкам производство железа в стране превысило 30 килограмм на душу населения в год, оставив за спиной самую передовую, в этом отношении, державу - Швецию. И это даже с учетом существенно подросшего населения, превысившего, с учетом территориальных обновок, 18 миллионов человек.