Олег Языков - Турпоездка "All Inclusive"[1 том]

Как я выбросился из горящего самолета и дернул за кольцо парашюта, я уже не помню.

Очнулся я в госпитале. Раздетый до рубахи и кальсон, я лежал на несвежем, пропахшем карболкой белье, на шаткой железной кровати. Какая роскошь! После моих-то баронских апартаментов! Ну, ничего — сам захотел. Что захотел, то и получил. Вокруг стояло кроватей восемь, на всех — раненные, в бинтах, в лубках, спящие, стонущие, скрежещущие во сне зубами.

— Ты как себя чувствуешь, сынок? Как тебя зовут-то?

— Тур… к-хха… Туровцев Виктор. Хреново я себя чувствую, сказать по правде. А ты, дед, кто?

— Я-то? Я санитар здешний, меня все Пахомычем кличут.

Ну, и я так тебя буду кликать, Пахомыч. Долго я тут валяюсь?

— А второй день пошел. Повезло тебе, сынок. Наш водитель, ну, с санитарки который, прям сюда тебя и привез. Рассказывал — страсть! Он все сам видел. Видел, как гонялись за тобой два немца, как ты одного сбил. А второй тебя, стало быть, и зажег. Ну и ты, видать, парень не промах. Раз — и выпрыгнул. А парашют-то твой ветром через Волгу и отнесло. И прям в аккурат — к переправе на нашей уже стороне. А там наша санитарная машина и стояла. Ну, тебя на руки и в машину. А уж потом и в госпиталь, к нам, стало быть. А тут дело, известно, какое — раздели и на стол. Ранен ты был, левая рука и бок аж синие от ушиба, все левое бедро посечено осколками такими меленькими. Кровищщи вышло! Прямо ужас. Но ничего — обработали, перебинтовали, кровь перелили, и стал как огурчик.

— Ага, зеленый и весь в прыщах…

— Хе-хе… да уж, не красавец. Краше в гроб кладут, прости господи за дурное слово! А ведь я к тебе, Виктор, по делу. Летуны тут твои приехали. Один в больших чинах видать, в кожаном пальто…

— В реглане… Комиссар полка, должно быть. Ну, что же ты встал, Пахомыч. Зови. Негоже гостей на дворе держать.

— Ага, ага… Уже бегу. Я посмотреть — ты как, живой еще?

— Живой я, живой. Теперь не дождетесь. Зови, давай!

Через пару минут в палату на цыпочках, в наброшенных поверх формы, потерявших свою белизну халатах, вошли двое. Точно, комиссар! И инженер эскадрильи с ним.

— Ну, как ты, герой ощипанный? Живой, что ли? — стараясь сдерживать свой басок, пророкотал комиссар. — А мы уж, честно говоря, и не чаяли… Что ж ты, Виктор, оторвался от строя? Погнался за подставой и попал, как кур во щи? Сбить захотелось? Героем стать? Эх, ты, куренок! Говоришь вам, говоришь, а все — как об стенку горох. В бою думать надо! И один в поле не воин! Кулаком надо бить, кулаком. А не поодиночке за мессерами гоняться. Таких они бьют, и бьют безжалостно. Ты вот — яркий этому пример. Самолет потерял, сам ранен, воевать еще долго не сможешь.

Я лежал, и только глазами хлопал. Вот так отповедь, вот так привечают героя-летчика! Так сбил я этого немца или не сбил?

— А этого немца ты все же сбил! Молодец! Он перед тобой в Волгу упал, недалеко от переправы. Ну, его комендачи и взяли на кукан. Капитаном оказался, сорок девять сбитых у него, еще с Польши. Фон Лей… нет, фон Леевитц, тьфу, не выговоришь! Вот, комендатура просила тебе передать. На память…

Комиссар протянул мне кобуру непривычного светло-желтого цвета. Я потянул из нее пистолет. "Вальтер", похоже… Ну, сувенир — так сувенир, пустячок, как говорится, а ничего, приятно…

— Да, еще что получилось… Бой твой видел лично генерал-майор Тимофей Тимофеевич Хрюкин. Ну, командующий нашей воздушной армией. Он нашему командиру полка потом и говорит: "Не знаю, говорит, что с этим пацаном сделать? Наказать или наградить? Но бой вел геройски, и немца все-таки сбил, а это сейчас главное. А мастерство и мозги в башке появятся. Вот еще пару раз собьют — и появятся. А пока — передайте ему от меня".

И комиссар, улыбаясь, протянул мне красную коробочку и какие-то документы. Я раскрыл коробочку внезапно задрожавшими руками. В ней, отсвечивая рубиновым багрянцем, лежал орден Красной Звезды.

Значит — еще повоюем, младший лейтенант Виктор Туровцев…

Все у нас впереди!