Александр Борянский - Три стороны моря

В том, что Диомед победит, Ахилл особо не сомневался. Он и сам с некоторой завистью наблюдал за тем, как Диомед бросает копье, как строит воинов, как орудует мечом и щитом… «Когда-нибудь и я стану таким же искусным, — мечтал Ахилл, — и мы с отцом выступим против всех!»

Но Патрокл тоже мечтал о всяких глупостях. Более того, они вместе, бывало, мечтали, когда лежали, обнявшись, теплыми ночами, а рядом, в ногах, где-то еще, занимая весь шатер, валялись разноязыкие голые рабыни. Иногда Патрокл с Ахиллом приносили в жертву ту или иную рабыню. Постепенно всех рабынь из шатра постигала одна участь, и это обстоятельство здорово укрепляло любовь юношей друг к другу.

Впрочем, юношей был Сарпедон, а двое мирмидонцев юношами перестали считаться лет пять-шесть назад.

Много рабынь утекло за это время…

Патрокл был заводилой, однажды он загрыз лемносскую девчонку прямо в шатре, и Ахиллу досталось уже агонизирующее тело с хлеставшей кровью. «Тебе понравилось?» — ласково спрашивал Патрокл потом, и Ахилл, слыша этот тон, не умел на него сердиться.

Что это была за шалость, зачем Патрокл бросил копье в совершенно неагрессивного человека, что подвигло его — богатое одеяние, юное красивое лицо? Неизвестно… Сарпедон подъехал, чтобы говорить с Агамемноном, но колесница его находилась еще довольно далеко, загадка даже — как Патроклу удалось попасть? Копье вошло в живот хетту. Тот упал с колесницы.

Если бы Патрокл хотя бы не танцевал на трупе…

Главк сначала задохнулся от ужаса, затем от жалости, затем представил свое возвращение в Хеттусу.

— Это должно быть мертво! — мрачно и тяжело сказал он Гектору, указав на Патрокла в доспехе Пелея.

У Патрокла было два желания: во-первых, притащить затоптанного, испачканного пылью Сарпедона Ахиллу, чтобы тот самолично отрезал хетту голову, если чего повеселей не придумает; а во-вторых, добить раненых.

Раненых троянцев набралось 27, даны не трогали их, чтя недавно покинувшего эту жизнь великого врача Асклепия. Его сын Махаон только учился врачеванию, из уважения к отцу Агамемнон намеревался отдать раненых на излечение Махаону.

Патрокл этого не знал и перебил несчастных.

Но он чересчур увлекся их стонами и упустил свое везение. Один из раненых, Эвфорб, убиваемый Патроклом, сильной рукой схватил убийцу, придержал и обломком меча ткнул в спину.

Эвфорб тут же умер. Патрокл ударил его копьем три, четыре раза, отшвырнул копье и раз десять вонзил меч…

Обернувшись, он увидел колесницу Гектора. Гектора в ней не было. Гектор стоял против солнца, и Патроклу показалось, что луч света ужалил его глаза… А через миг он ощутил ослепительную боль ниже живота.

Узнав о гибели друга, Ахилл принес клятву Агамемнону драться до падения Трои. «Я надеюсь, твоя клятва будет понадежней лживых клятв Приама!» — сказал Агамемнон.

Плача над Сарпедоном, собственноручно смывая пыль с его тела, Главк обещал троянцам, что хетты пришлют помощь и сбросят дикарей в море, захватив их корабли.

Так две смерти обратили к войне хеттов и мирмидонян.

Только Приам еще хотел мира.

Вроде бы ни к чему повторяться, рассказывая то, о чем все давно знают: Ахилл убил Гектора. Долгие певучие строки «Илиады» накатываются на это событие, как волны океана находят смысл своего странствия — одинокий, прославленный, хорошо известный любому мореплавателю мыс. И как-то безвариантен исход — целая нация эллинов еще много веков не сомневалась: так решили боги, Ахилл не мог не победить.

В общем-то, сын Пелея был не таким уж плохим воином (всяко лучше Менелая), а Гектор — не столь уж непобедимым. Боевой стиль Гектора, который он пестовал годами упражнений, подвергся проверке лишь в эти три дня. И если первые два дня приамид выдержал, то на третий…

Но что же случилось на третий?

Помогла ли Афина Ахиллесу, как утверждает аэд? Или Зевс взвесил смерти героев на золотых весах? Или мирмидонянин победил сам, безо всякой помощи?

И действительно ли всевышний отослал Аполлона, чтобы тот не помог Гектору?

Битва второго дня была страшной. А у Париса были стрелы с железными наконечниками…

Ведь до того, как услыхать имя Елены, Парис гостил в столице хеттов. Гектор тоже провел год в Хеттусе, но Гектор чтил традицию, поэтому презирал лук как оружие и вообще предпочитал качественную бронзу непонятному железу.

Парис любил сказки (недаром же он поверил Кассандре). Железо отменяло воинский опыт дедов, в нем было что-то сказочное.

Стрела с бронзовым наконечником, которую Пандар послал в Менелая, а после такую же в Диомеда, останавливала, но крайне редко убивала. Бронза трудно преодолевала доспех, и лучники ценились несравнимо ниже мощных копьеносцев.

Но железная стрела, спущенная с тетивы Парисом, пробила защиту и впилась в тело Диомеда, разорвав мышцы и заставив великого воина согнуться пополам. Другая железная стрела поставила врача Махаона на край жизни и смерти…

Когда Одиссей увидел раненого Диомеда, перепуганных ахейцев — как, неужели сам Диомед может так корчиться из-за какой-то стрелы?! — хитроумный вождь гористой маленькой Итаки понял: вот сейчас шанс выдвинуться, получить при случае достойную добычу, обойти соседние острова, такие же никчемные Дулихий, Закинф, Зам, добиться дружбы самого Диомеда и уважения старшего Атридеса, вот он, этот шанс. И Одиссей, не раздумывая, ну, может быть, совсем чуточку подумав и сосчитав по привычке за и против, ринулся спасать Диомеда, обступаемого врагами.

Одиссей получил удар копьем в бок. Истекая кровью, смешивая две крови на грязных, покрытых пылью и потом телах, Одиссей вывел Диомеда под огромные щиты Аякса. Хотя в том состоянии, в каком приняли их воины-саламинцы, можно было сказать иначе, что это Диомед довел Одиссея. Но разницы оба уже не чувствовали.

Рано утром Одиссей стоял босыми ногами на мокром песке и смотрел на горизонт, пытаясь разглядеть там образ милой Итаки, от боли ставший дорогим и желанным именно своим скучным спокойствием. К нему подошел Диомед, первым. С одной стороны, всего лишь воин подошел к басилевсу. С другой, лучший воин-стратег Греции к временно избранному вождю самого бедного островка.

Одиссей понял, что вчера не прогадал.

Диомед просто сказал, что Ахилл забыл заповеди отца и поклялся не уходить от Трои, пока жив хоть один троянец. Еще Ахилл поклялся не спать, пока жив Гектор, не есть, пока не предал Патрокла погребальному костру и что-то еще не делать, пока что-то еще не произойдет.

Одиссей взял нож и лезвием на мокром песке начертил схему.

Диомед отобрал у него нож, дождался длинной волны, смывшей рисунок Одиссея, и начертил свою схему.

Одиссей поразмыслил, что-то стер ногой и добавил некий штрих.