Александр Борянский - Три стороны моря

— Возможно, он все предвидит.

— А ну-ка напомните подземному отшельнику, кто там да с кем?

— Кассандра, безумная дочь Приама.

— Чья?

— Фебби.

— А еще?

— Парис, Эней, Одиссей и эта африканская девка.

— А, ее новичок назвал?

— Именно.

— Джуна забыла об Агамемноне, — сказал Посейдон.

— Да, еще мой Атрид. Но он всегда по эту сторону Троянской стены.

— О нем я помню, — нехорошо ухмыльнулся Аид. — Он явится раньше других.

— Я постараюсь, чтобы раньше других к тебе явился Одиссей, — сказал Посейдон.

— А он чей, Марсов?

— Нет. Он принадлежит Нике.

— А кто же?

— Ты совсем отвык от света! — возмутилась Гера. — Мы тебе безразличны. Марсик выбрал Энея.

— И весьма неудачно, — резюмировал Посейдон.

— Не уверена.

— И что сделал этот его Эней? Хоть один подвиг?

— Это-то и подозрительно…

Посейдон задумался.

— Хорошо, давайте рассуждать. Парис и Кассандра уже реализованы, так?

Аид засмеялся — звучало это жутковато. Впрочем, родственники привыкли.

— Я с ними не знаком, значит, пока не реализованы.

— Тебе бы только издеваться! Зачем ты вообще пришел, если наши проблемы тебя не волнуют?

— Джуна, как можно сердиться на Плутона? Это даже странно. Итак, не реализованы Одиссей, Эней и… Елена?

— Агамемнон скоро будет реализован, — поддержал разговор Аид.

Джуна про себя подумала, а так ли уж нужен в этом мире страх смерти, символизируемый подземным миром? Стоит принять грекам индийскую картину реинкарнаций — и Аид умрет через какие-то двести лет.

— Джуна! — позвал Посейдон.

— Да, — отозвалась Гера. — Эта африканская девка, которую он выбрал, еще вчера не была похожа на избранную.

— Послушай меня, любимый…

— Сейчас?!

Елена Прекрасная решила не сопротивляться и получить то же удовольствие, что и всегда. Она забыла, что имеет дело с возлюбленным Афродиты.

Когда их тела расплелись и каждый стал самим собой, она сказала:

— Странно… Мир вроде бы молод, откуда в нем так много пыли?

Парис поймал ее взгляд, увидел освещаемый дневным светом дальний угол и кликнул служанок.

— Я не о том… — пробормотала Елена.

— Мне особенно не нравятся эти переглядывания Ники с наглым, дерзким, не знающим ничего святого… — продолжала Гера.

— Зачем ему что-то святое? — спросил Аид. — Он теперь это святое и есть.

— Джуна права, — поддержал Посейдон. — Они моложе остальных. Это опасно.

— Надо прекратить эту войну. Я понимаю: соблазнительно сделать ее невероятно длинной и героической…

— Разрушить Трою?

— Насколько возможно скорей. Немедленно!

Аид показал ладони из-под черного-черного плаща:

— Я умываю руки. Вот в его океане.

Посейдон помолчал. Потом сказал:

— Мы прекрасно знаем, что равновесие между греками и хеттами выстроено так, что Троя будет стоять века.

— И века ее будут осаждать, — согласилась Гера.

— И год за годом значение пяти молодых наглецов будет расти за наш счет. Ты это хотела от меня услышать?

— Я хотела услышать, что же делать.

Посейдон тяжко вздохнул.

— Джуна, — сказал он, — второго цунами в одном и том же море мне не простят.

Совсем в другом месте, но тоже далеко от Олимпа, где отдыхал Зевс, собрались втроем Аполлон, Афродита и Арес.

— Я слежу за ней беспрестанно, — говорила Афродита, и голос ее был далек от той нежно-беспечной манеры, к которой все давно привыкли. — Вот, например: «Мир еще так молод, а в нем уже столько пыли». Что это за мысли? Они так просты?

— Он руководит всеми ее мыслями и почти всеми движениями. Это ясно. Что тебя удивляет?

— Но я не руковожу всеми движениями Париса! У смертного есть чуть-чуть свободы! Я полагала, этим мы и отличаемся от прочих.

— Да, таков замысел Отца. Но может, он предоставил чуть-чуть свободы и всем нам? В том числе и ему, новому гостю.

Афодита сбросила одежду и грациозно изогнулась.

— Посмотрите на нас! На меня и на себя. Мы, трое, совершенство. Мы лучше старшей троицы. Но мы не желаем той изворотливой сложности, какую привносила в наш мир Ника и с какой явился этот. Мы трое — золотая середина.

— Я понял, — восхищенно сказал Арес. — Ты моя красавица!

— Они атакуют нас с двух сторон: нас попытаются отдалить от Отца, вышвырнуть Гера с Посейдоном, и пока мы будем отстаивать себя, нас потеснят юнцы, нахалы, мальчишка с девчонкой, которые вообще еще не боги!

Аполлон глубокомысленно молчал.

— Я думаю, они решат разрушить Трою, — предположил Арес.

— Может быть. Вы же оба знаете, я думаю редко. Но сейчас я думаю! Я думаю, что нам следует уйти…

— Еще вчера им всем было наплевать на войну с высокой тучки. Война была заботой одного Ареса. Каждый занимался своим: Фебби гармонизировал муз и высекал статуи, Джуна заставляла меня считать супружеские измены, Венчик не выходила из состояния оргазма. А что теперь?

Гермес предстоял пред Отцом.

— Он заставил их волноваться. Они всерьез обсуждают, как разрушить город смертных! Они неспокойны.

— ЧТО Ж, ОН СИЛЕН, ЭТОТ ЮНЕЦ. ОН МНЕ НРАВИТСЯ.

Парис насладился ею, и теперь она могла сказать ему то, что собиралась. Все изменилось, милый…

— Что это за ахеец? — спросил вдруг Парис.

Елена смотрела на него с прощальной нежностью.

— Нет, я понимаю, ты наверняка знала его раньше. Он, видимо, посещал дом твоего мужа. Бывшего мужа… — и, поскольку она молчала, Парис добавил нетерпеливо: — Менелая!

Он все-таки ждал какого-то оправдания: да, Афродита запретила ему убивать Одиссея, но ведь богиня не сказала, что в это время должна делать подаренная ею самая прекрасная девушка на свете.

Елена покачала головой.

— Все изменилось, милый, — прошептала она. — Трои больше нет. Есть только боги и мы.

— И что же? — не понял Парис.

— И все.

Ни в голосе ее, ни в выражении лица не было грусти.

Города на холме не стало, едва боги обратили на него внимание. Да-да, раньше они поглядывали вскользь, мимолетно, с трудом отрываясь от своего блаженства. Как только их заставили присмотреться, бессмертные нашли один выход для людей — смерть. Чтобы забыть о яблоке раздора, его надо не делить, а съесть.

Дионис сидел вдалеке от мира, погруженный в собственные мысли, рядом с леопардами и удивлялся: внезапно он вспомнил, для чего затеял эту войну, зачем свел два берега Эгейского моря. Ради страны Кемт и ее хозяина, властного, однако смелого человека; ради нескончаемо длинной реки, тянущей мутные воды, разбавленные крокодилами. Он, оказывается, хотел, чтобы Гекторы и Ахиллесы, пополам с Диомедами, не приплыли в один прекрасный день и не вытащили черноносые корабли в количестве 1186 (подсказано Гермесом) далеко-далеко на юге. Они бы легко развеяли песочную армию Рамзеса (есть даже имя!).