Александр Чернов - Одиссея Варяга

Поговаривают в народе, что это наши богачи сами специально народ мутят, да корбонариям разным денег под тишком дают, чтоб руками народными республиканства себе добыть, парламент этот… Чтоб совсем без царя в голове! А там – сколько приплатишь, то тот тебе выборные указ и отпишут. Слаб человек… Не зря, поди, в газетах то смешки да фельетоны разные печатают про эти французские штучки. А тут опять же война… И где они, союзнички наши республиканские?

Я так разумею – чем дольше война сия протянется, да еще, не дай Бог, разобьют нас. Раз, два, три… Отступать начнем… Раненых да увечных в Россию отправлять… Всякое тогда может статься. Даже загадывать не хочется.

– Спасибо Вам, отец Михаил, за правдивое слово… Только до пугачевщины новой нам… – Великий князь хотел еще что-то добавить, но почему то промолчал, задумчиво глядя на проплывавшие в абрисе пулеметной бойницы броневого борта покрытые гаоляном холмы.

В "кают-компании" бронепоезда "Илья Муромец" вновь воцарилось тяжелое молчание, перемежаемое мерным постукиванием колес по стыкам.

Бронедивизион "Варяг" Императорского российского флота и идущие за ним три состава уже часа два назад миновали Мукден, но неприятное ощущение от встречи с командующим Маньчжурской армии не отпускало.

– Ладно, господа, хватит печалиться, – вдруг улыбнулся обведя взглядом попритихших спутников Василий Балк, – Бог не выдаст, свинья не съест! А если что – генералы у нас найдутся. И на место командующего – Гриппенберг – даже ездить далеко не надо, и на начштаба при нем – взять хоть Сухомлинова Владимира Александровича из Киева. Тот был бы еще тандем.

При этих словах Балк многозначительно посмотрел прямо в глаза Великому князю и жизнерадостно продолжил:

– Я так полагаю: не повязали нас куропаткинские нукеры, и то славно. Плохо пока только одно – нет достоверных разведданных о том, где нам встреча с японцами предстоит, но и это поправимо. Когда будем подходить к перешейку, сначала пустим вперед казачьи разъезды, за ними "Добрыню". Да и у Штакельберга к этому времени может быть ясность уже будет.

Кстати, Александр Иванович, я ведь еще до Мукдена закончил чтением Ваш доклад, спасибо за доверие… – внезапно сменил тему разговора Балк.

– Гриф грифом, Василий Александрович, но от Михаила Александровича и людей, которым ОН доверяет, у меня тайн нет.

– Тогда, если не возражаете, я задам Вам несколько вопросов, касаемо японских фортификаций и их баз в метрополии?

– Давайте, только сейчас достану карты и схемы, хорошо?

Да! И в самом деле, что мы, право, все за упокой да за упокой! Я вот до сих пор под впечатлением, как удачно попал на Вас в Харбине. Не знаю и кого благодарить! А то ведь взяли бы перед носом японцы перешеек, через Чифу бы добираться пришлось. Но с подходом нашего сухопутного "Варяга" у них это так просто не должно получится…

– Как кого благодарить, сын мой? ЕЕ, Заступницу. Она же меня в Харбин как и Вас привела, в аккурат к перрону, когда варяжцы подходили. Или не согласны, Александр Иванович?

– Простите, святой отец, да… Не подумал я что-то, каюсь, – перекрестился Русин.

– Ладно господа, вы тут потолкуйте о своем флотском, а мы с отцом Михаилом пойдем на смотровую площадку, подышим немного, – грустно проговорил явно находящийся под впечатлением от всего услышанного сейчас, но еще больше от увиденного и услышанного в Мукдене Великий князь, – Пойдемте, святой отец. И если можно, позвольте еще раз помолиться с вами Пресвятой Богородице у нашей иконы. Тяжко мне что-то сегодня…

Когда Великий князь со священником вышли, Балк подмигнув Русину спокойно и с расстановкой проговорил.

– Тяжко… Перед первым в жизни боем всегда не легко. Всем.

Капитан японской армии Кабаяси Нобутаке сидел и смотрел на карту уже в течении получаса. Со стороны солдатам казалось, что их командир прорабатывает маршрут марша, который должен был начаться через час. Но на самом деле капитан просто смотрел в никуда. Не подобает воину проявлять слабость и заваливаться прямо на землю, как сделали его подчиненные. Но и он сам отчаянно нуждался в передышке.

Кабаяси наконец-то мог позволить себе расслабиться, впервые за последние три недели. В голове был абсолютный вакуум, который бывает только сразу после окончания тяжелой работы и заполняется с началом новой. Оборонительные позиции русской армии на перешейке были наконец-то прорваны и у молодого самурая появился шанс пережить этот день, хотя еще полчаса назад он был уверен в обратном. Утром на его глазах русской шрапнелью была выкошена колонна воинов Ямато, которую вели в атаку предствавители лучших самурайских семей Японии. Они проявили недовольство "черепашьими темпами ведения войны", и император "посоветовал" им отправиться в Манчжурию и самоличным примером на поле боя, а не в газетных статьях, показать, как воюют настоящие самураи. Теперь залитые кровью обломки фамильных доспехов остались где-то там, на перепаханной взрывами и пулями полосе земли перед русскими укреплениями.82 Из той колонны, попавшей под обстрел полевой батареи, выжило не более пятнадцати процентов личного состава, и в следующую атаку их повел уже сам Кабаяси.

Еще утром он командовал полностью укомплектованным 2-м батальоном 2-го полка 1-ой пехотной дивизии, старейшего и наиболее заслуженного подразделения императорской армии. Ко второй атаке под его началом был уже весь полк, но увы – число его подчиненных существенно не увеличилось. Командир полка был ранен шрапнелью, командир первого батальона убит.

Хотя добрая половина русских батарей уже была подавлена японскими орудиями, стрелявшими с закрытых позиций, и огнем канонерок с моря, вторая атака тоже сорвалась. Под плотным ружейным огнем японская пехота снова откатилась. На запрос об артиллерийском обстреле русских люнетов, из которых велся плотный фланкирующий огонь, пришел обескураживающий ответ – стрелять нечем. На орудие осталось по два-пять снарядов на случай отражения контратаки. Первая попытка японских мелкосидящих кораблей подойти вплотную к берегу и "перепахать" русские укрепления также была неудачна. Пара русских, более крупных, да еще и бронированых канонерок с непроизносимыми для японца названиями "Гремящий" и "Отважный" устроили японским коллегам кровавую баню.83 Японцы почти не строили специальных мелкосидящих судов для действия в прибрежной зоне, предпочитая обходиться китайскими трофеями и старыми кораблями. Все деньги, выделяемые на флот, шли на строительство эскадренных, морских кораблей. Вот Кабаяси и имел "удовольствие" в течении получаса наблюдать за избиением японского прибрежного флота.

Взрыв девятидюймового снаряда, после которого от маленькой деревянной канонерки "Иваке" остались только щепки на воде, вызвал неприятную ассоциацию с событиями ночи высадки восемь дней назад, двадцать первого апреля. Он невольно вспомнил свой личный опыт "участия" в морском сражении и даже поморщился, что для самурая равноценно истерике. Тогда, среди ночи, транспорт, с которого его полк еще не успел высадиться на берег, был пронизан снарядами, а соседний – подорван миной. Одно дело воевать на суше, где можно стрелять в ответ, прижаться к земле, отступить, в конце-концов! Но куда деваться в море с транспорта, который медленно заваливается на борт? Что делать пассажиру в морском бою – паниковать и путаться под ногами команды или просто медитировать и наслаждаться зрелищем? Хотя какое тут наслаждение, скорее полное непонимание…