Александр Чернов - Одиссея Варяга

Лево на борт, пауза, последний выстрел из правой погонной пушки, и теперь надо рвать когти. Садящийся носом, теряющий пар "Кореец" больше не боец. Не важно, что первым восьмидюймовым снарядом, попавшим в ничем не прикрытую корму "Чиоды", повреждены рули, и крейсер врага неудержимо покатился в сторону берега, не важно, что вторым снарядом никуда не попали совсем, все это уже не важно. "Корейцу" осталось только красиво умереть. Снова дав полный ход, Беляев заложил плавную дугу, конец которой упирался в левый, изувеченный борт "Асамы".

– Все на корму! В машине, Валерий Александрович, дайте на последок самый полный, не жалейте пара и вылазьте оттуда, сейчас тряхнет так, что котлы могут слететь с фундаментов! В крюйт-камерах и вообще все кто есть внизу, свистать всех на верх! Заделку пробоин прекратить! Приготовиться к тарану, держитесь, черти, за что можете! После удара спускайте шлюпки, что уцелели, и гребите к берегу, японцам не до нас будет. Надеюсь… Бутлеров! Алексей Михайлович, как только команда сядет в шлюпки, зажигайте огнепроводной шнур, не забыли, где конец, я надеюсь, и прыгайте в катер. Он должен подойти к борту. Ну, всем удачи!

До своих паспортных тринадцати узлов изувеченному, теряющему пар и садящемуся носом "Корейцу" было уже не разогнаться, да и дистанция для этого была явно маловата. Дай Бог, чтоб набрали узлов восемь. Но почти полторы тысячи тонн, с восьмиузловой скоростью врезающиеся в борт, пусть даже бронированный – это страшно, и ничему их не остановить, особенно если эти полторы тысячи тонн имеют отрыжку прошлой эпохи – таранный форштевень. И уж тем более не мог его остановить последний залп "Чиоды", "что для тигра лишняя полоска", некстати вспомнилась Беляеву слышанная в детстве индийская поговорка при очередном попадании фугаса.

Удар! С хрустом и скрежетом проламываемой и раздираемой брони нос "Корейца" вошел в борт "Асамы" почти на полтора метра. Как ни странно, удар даже немного спрямил "Асаму", уменьшив ее крен. Но это ненадолго, уже подожжен запал и через пять минут "Кореец" сослужит последнюю службу Русскому флоту за свои честных шестнадцать лет. Разнеся сам себя, он проделает огромную дыру и в борту "Асамы", приведя ее в практически неремонтопригодное состояние. Хотя кто знает, японцы люди упорные, если уж они смогли отремонтировать "Микасу" после взрыва погребов главного калибра…

У команды "Корейца" осталось примерно пять минут на эвакуацию с корабля. Некоторых особо азартных комендоров, продолжающих стрелять в упор по амбразурам асамовских казематов из револьверных 37-миллиметровок, офицерам приходилось силой отрывать от орудий и гнать в шлюпки. Катер, доставивший мину к борту "Асамы" в начале боя, подошел к корме "Корейца" и стал принимать раненых. После тарана с "Асамы" прекратился даже спорадический огонь из противоминного калибра, и с правого, неповрежденного борта стали, наконец, спускать шлюпки. Похоже, что до кого-то из уцелевших офицеров наконец дошло, что корабль тонет, и его уже не спасти, пора бы позаботиться хотя бы о спасении обученной команды. Поднять "Асаму" на этом мелководье после боя есть все шансы максимум за полгода, а вот подготовка новой команды займет побольше.

Неожиданно к Беляеву, наблюдающему с мостика за эвакуацией с корабля, подлетел матросик из расчета кормовой шестидюймовки.

– Ваше благородие, люк в машинное от удара заклинило, они вылезти не могут, что делать?

Черт подери, это же больше двадцати человек, с ними же не взорвешь канонерку! А как оттуда еще можно вылезти, через кочегарки? Носовая заполнена паром, а кормовая?

– А что с кормовой кочегаркой? – Уже на бегу в сторону кормы спросил Беляев.

– Паропроводы полопались, наверное, котел от удара сдвинулся с фундамента. Там сейчас баня, все мехи собрались в машинном, только вылезти не могут.

Подбежав к люку, Беляев увидел, что палубные матросы вместе с остатками расчета кормового орудия безуспешно пытаются ломами поддеть заклинивший люк. Однако десятимиллиметровая броневая сталь не поддавалась совокупным усилиям дюжины человек…

Вдруг снизу раздались гулкие удары металла о металл. Каждый из них сопровождался каким-то диким, звериным ревом. После пятого удара петли крышки вырвало с мясом, люк, наконец, распахнулся и из него начали по одному вылетать подброшенные неведомой силой механики и кочегары. Их подхватывали на руки и вели, а наиболее пострадавших несли к шлюпкам и катеру. Последним из люка вышел обычно невозмутимый и вечно улыбающийся гигант Франк. В левой руке он небрежно держал двухпудовую кувалду, которой и вынес с пяти ударов бронированную крышку люка. Причем, после этого он ВЫКИДЫВАЛ наверх не способных ходить членов машинной команды, каковых набралось одиннадцать человек. Он категорически отказался отдать кувалду, пообещав, что дома повесит ее над камином, рядом с семейной коллекцией холодного оружия. Ибо "сия болванка нынче спасла жизнь мне и еще паре дюжин человек, так что теперь и я ее должен спасти от утопления".

Уже через минуту после нечеловеческой нагрузки этот человек-гора вновь обрел свою обычную балагуристость и веселый нрав. Но выжившие кочегары потом рассказывали, что когда он кувалдой высаживал люк, то его рев напугал их даже больше, чем перспектива пойти на дно замурованными в машинном отделении или взорваться вместе с кораблем. Загадочная русская душа в исполнении потомка французских эмигрантов…

Через четыре минуты (как известно, "пятиминутные пороховые замедлители обеспечивают задержку взрыва ровно на три минуты") погреба "Корейца" взлетели на воздух, полностью уничтожив канонерскую лодку и обеспечив "Асаме" дополнительные полгода ремонта в сухом доке. Если ее, конечно, удастся до него дотащить. Взрывной волной была уничтожена одна из шлюпок с остатками команды "Корейца", троих выживших с нее успел подобрать паровой катер под командой лейтенанта Берлинга. Перекличка, проведенная позже на берегу, показала, что из ста двадцати членов экипажа, вышедших на канлодке в последний бой, выжило семьдесят два. Из них ранения, переломы и ожоги различной тяжести получили более сорока. Позднее удалось найти для погребения двадцать пять тел, остальные остались на взорванной канлодке или утонули при эвакуации.

"Асама" легла на борт через десять минут после взрыва "Корейца", и от опрокидывания ее спасала только незначительная глубина в месте ее последней стоянки. Две её по-крейсерски высокие трубы оказались в почти горизонтальном положении и вскоре сначала одна, потом и другая, надломившись, исчезли в волнах. Открытые паропроводы и надёжно сработавшие предохранительные клапана уберегли от худшего опрокинутые на бок и сдёрнутые с фундаментов тяжёлые цилиндрические котлы – они не взорвались. Но на этом "сюрпризы" не кончились. Если на повреждённом борту топки довольно быстро были залиты водой, наполнявшей кочегарки через рваные переборки и отвалившиеся трубы, то котлы уцелевшего борта ждала другая судьба. При опрокидывании на их трубные доски забросило уголь, всего-то ничего – по несколько килограммов на каждый. Но этого хватило для полного пережога.