Александр Шуваев - ГНОМ

Собственно говоря, сама идея сосредоточиться на тяжелой машине с выдающейся дальностью принадлежала именно ему. Он уже давно тяготел именно к этой тематике, и "раз уж так вышло", предложил воспользоваться уникальным стечением обстоятельств. Причина, по которой он предложил в первую очередь сделать именно ночной тяжелый бомбардировщик, была, откровенно говоря, не фонтан: днем-де немцы все равно собьют. И так далее: черная, чтобы не видно, тихая, чтобы не слышно, и почти прозрачная для радиоволн, чтобы поймать было бы трудно. А в качестве зрения, чтобы была эффективност — хороший радар. Сюда же шла дальность сверх всякой меры, чтобы немцы не сожгли на аэродроме, но отсюда уже, цепляясь одно за другое, полезли на свет божий соображения другой природы. Будучи дальним, БОМБАРДИРОВЩИК уже по определению приобретал весьма солидные размеры, поскольку должен был тащить порядочный груз топлива. Полет выходил очень недешевым, и, чтобы оправдать себя, машина должна была нести солидную же бомбовую нагрузку, что еще увеличивало потребный запас топлива. Казалось бы – порочный круг, но, как выяснилось, так только казалось.

Блаженный итальянец построил график, на котором наглядно показал: если увеличить и еще больше – во-от до такого масштаба, то даже на такое расстояние можно будет взять относительно большую нагрузку. А вот следующий оптимум, который и еще оптимальнее! А если еще… Но соратники научились очень точно чувствовать момент, когда политэмигранта уже пора было осаживать на землю. Производство, и, тем более, серийное, таких огромных машин требовало принципиально новых подходов. Их куда легче было освоить на первом из ряда "оптимумов". Следующие могли стать куда более рутинными. Останавливать Роберта Людвиговича, когда он закусит удила, было, примерно, так же легко, как танк – за гусеницу, но они справились, поскольку смогли переключить его внимание на столь же достойную задачу, но относящуюся более именно к технологической сфере. Дело в том, что нынешний зэ-ка Бартини в свое время был одним из первых советских энтузиастов шаблонно-плазовой технологии в авиастроении, но теперь, столкнувшись с заводскими "вычислителями", он умудрился превратить ее в нечто принципиально новое. По сути, это был первый прототип того, что позже назовут "счетно-плазовой" [13] Новация сразу показала свое удобство и эффективность. Но только тогда, когда началось производство по-настоящему крупных машин, причем в количестве десятков и сотен их, колоссальный выигрыш, что давала эта технология, стала понятна по-настоящему. Она стала серьезным аргументом в паре-тройке не менее серьезных эпизодов мировой истории. Когда вопрос так же, как зимой 42–43, стоял ребром: или-или. технологией. Практически, тут он напрямую влез в область профессиональных обязанностей Сани. А еще именно его стараниям, — хотя это, в принципе, не относилось к его обязанностям, — небывало сложная электрическая схема новой машины оказалась рассчитана с какой-то мимолетной быстротой, при практически полном отсутствии ошибок. Превращать грубую, неподатливо-коварную реальность во что-то, поддающееся точному счету, — тут он был в своей стихии. Использовать такого рода натуру на кропотливой доводке "почти готового", было, разумеется, прямым расточительством.

Надо признать, во всех этих трудовых подвигах он, совершенно неожиданно для себя, обрел очень серьезное подспорье. То, во что превратились Санины вычислители за пять лет, как раз и оказалось одним из главных источников вдохновения итальянца, помимо перспективы получить любые детали из любых материалов сразу и без согласования. Он нашел для "вычислителей" массу таких применений, которые и в голову не приходили самим разработчикам. И уж, тем более, Сане. На них он, кстати, и смоделировал так ловко электросхему: казалось, именно для этого они и были созданы. Позже метод стал – не мог не стать! — классическим.

Роберт Бартини был совершенно полноценным конструктором, способным сделать машину от идеи и до серии, но, откровенно говоря, Мясищев оказался куда лучшей "мамой", способной выносить, выкормить, выпестовать сырую, уязвимую, как младенец, концепцию, — до полноценной, надежной, удобной, технологичной модели, практически лишенной "детских болезней". А еще он управлял применением итальянца, как рачительный командир управляет применением какого-нибудь могучего средства усиления, вроде батареи "буранов", орудий особой мощности, или тяжелых танковых полков Прорыва.

К примеру, иммигрант так считал аэродинамику, что модель практически не нуждалась в "продувке" на аэродинамической трубе. Он сокращал количество натурных и лабораторных экспериментов по аэродинамике и прочности в десятки, если не в сотни раз. Собственно говоря, за счет его аэродинамики и веса, чуть не в два раза меньшего, чем у машин аналогичного размера, и образовывалась такая дальность. А еще разработанные им методики расчета вместе с математическим аппаратом становились всеобщим достоянием советских конструкторов, и это было чуть ли не поважнее отдельно взятой модели. Даже самой выдающейся.

Вторым компонентом являлся экономичнейший мотор. Берович, на основе уже имеющегося опыта, был свято уверен, что если серийный двигатель, да вылизать надлежаще, изготовить с прецизионной точностью, и облегчить, где можно за счет других материалов и декомпактизирования элементов конструкции, то он и без радикального изменения конструкции даст прирост экономии процентов на 15–20. В итоге получилось, как всегда. Явился сам Швецов, поскольку курочить предполагалось именно его двигатель, узнал, какие именно имеются возможности, и в итоге получился совершенно новый двигатель. Он, кстати, помимо всего прочего, положил начало основательным исследованиям проблемы малошумности агрегатов: тут и замена прямозубых шестерен в редукторах, где только можно, на шевронные и эвольвентные, и принцип "пассивной смазки", и широкое применение профилей с волокнистой "матрицей" вместо монолитных металлов. Да мало ли что.

Берович делал то же, что и всегда: старался в кратчайшее время сделать (и делал!) любые детали и узлы, которые ему заказывали. В нужных количествах. То есть делал выданные конструкторами решения осуществимыми.

Просто так, без последствий, такой гремучий коктейль остаться не мог. Под соусом выполнения заказа на специальную, разведывательную модификацию одной из существующих моделей, троица разработала "НБ-1", в миру получивший название детское имя "ТР-6". И, прежде, чем превратности военных судеб развели их, друзья успели сделать две машины. Исходная идейка, что привела к такому результату, со временем полностью потеряла актуальность, а вот черная, почти бесшумная ночная птица с доселе небывалыми характеристиками, осталась. Это кажется парадоксальным, но на основе ошибочных предпосылок не так уж редко делаются очень, очень верные выводы.