Станислав Гагагрин - Страшный суд

Характерная деталь!

На даче Юсова-старшего нет сральни.

— Как обходитесь? — спросил я Александра Васильевича в первый же день.

— Была у меня сральная будка, — отвечает хозяин, — да только воняло от нее…

Он прав. От садовых сортиров несет-таки да, как говорят в Одессе.

Юсов-старший завел меня за сарай у забора показал доску, на которую надо сесть, и лопату — ее полагается устанавливать под задницей.

— А дальше что?

— А дальше — известное дело. Лопатой через забор.

Я пожал плечами. Вначале я думал, что за забором соседний участок и подумал о реакции товарища по садоводству, который находит на огороде соответствующие знаки внимания от соседа.

Потом сообразил — заборы у Юсова высокие — там ведь проезжая дорога!

Мне представилось, как летит эдакий говенный привет от рабочего класса на голову зазевавшегося, ни сном, ни духом не подозревающего прохожего, но вслух ничего не сказал. Уже тогда понял, что никаких аргументов, кроме собственных, Юсов не воспринимает.

Кстати, и умывальника у них нет!

Двадцать лет без умывальника!

Какой-нибудь слабонервный европеец в штаны бы навалил, бегаючи по участку, кишечник бы у него лопнул, грязью бы зарос, одичал напрочь… А этим трын-трава, живут как ни в чем не бывало.

И сад у них, кстати, в отличном состоянии… А что до комфорта, то перебьемся…

Вот так и живут. А вы — менталитет, менталитет… Юсовы хрен на ваши общечеловеческие ценности положили, у них собственных ценностей хватает.

И никакой их цивилизацией не совратишь, они быстро к слову «европу» приделают… рифму, у них собственная цивилизация, хотя да, я согласен: кидать какашки на головы прохожих некоторым образом неэтично.

А поскольку я тоже русский человек, то меня смутило отсутствие умывальника и сральни.

Каждый день я был выбрит, вымыт, находился, что называется, в рабочем состоянии, с удовольствием писал роман «Страшный Суд», читал серьезные книги, посильно работал в саду — и никаких проблем с кишечником.

Как я решал эти проблемы? Секрет фирмы…

05-55. Двадцать пять минут понадобилось мне, чтоб записать эту хохму, из которой следует очевидное, что в поучальщиках русский народ ни коим образом не нуждается, даже если есть в чужих поучениях рациональное зерно.

А если и берем что с Запада, вроде марксизма, то так его исказим и переделаем, что форменная получается чепуха, а то и что похуже.

Казалось бы — все, довольно, давайте собственным умом жить. Нет, опять полезли в цивилизованное, так сказать, общество, опять чужая экономика, рынок, превратившийся у нас в убогий толчок,брифинги и консенсусы, мэры и саммиты, новое мышление и педерасты с плюралистами.

Лучше жить без сральни, но собственным умом, нежели иметь автоматический унитаз в цивилизованном бараке для восточных рабочих.

А про теорию отчуждения вам известно, судари и товарищи?!

18-45. Дождь принимался поливать юсовский сад-огород и днем тоже, абрикосы я собирал вообще под проливным дождем. Но что может быть приятнее сбора урожая, хотя и не ты, как в моем случае, его вырастил…

Приехали хозяева и внучонок мой Лева раньше обычного, потому я почти ничего нового не написал. Начал, правда, главу таджикистанскую, начал с рассуждения о том, что пейзаж на войне вовсе иная штучка, нежели то, что мы в это понятие вкладываем в нормальной жизни.

Эту главу я буду перебивать поездкой в Москву, буду раздваиваться: то я в поезде, то на Памире. Здесь же налет на поезд, схватка с бандитом, прыжок под откос, и последняя фраза главы: «Вишню жалко».

Сейчас я в квартире Юсовых на улице 50 лет Октября. Лева построил из кубиков дом, очень своеобразной конструкции. Приходит ко мне в кухню и говорит: «Была война, и дом разрушили, разбили…»

— А я как раз, Лева, про войну роман пишу, — сказал я внуку.

— Про мою войну? — спросил Лев Николаевич.

Поезд отходил в 20–30. Завтра днем я буду в Москве.

Настроение бодрое, неплохо поработал, от пуза поел фруктов, помолчал в одиночестве, читал умные книги, наблюдал за любопытным человеком, моим сватом.

Весьма доволен, что был сдержанным, не дал себя завести. Значит, характер мой некоим образом переменился. Не результат ли это врастания в собственную философию порядка?

31 июля, суббота.

10-41. Поезд Саратов-Москва замер на некоем полустанке. Через два с половиной часа должны быть на месте.

План, дальнейшего повествования план нужен!

Главу эту добиваю и перехожу к любви Стаса и Веры. Попутно дела в Товариществе. Анализ реальных событий и расстановку сил в мире параллельном. На все это осталось у меня менее двухсот моихстраниц.

Ближе к пятисотой я добью первую книгу и оставлю на «Конец Света» не более трехсот страниц.

Странное ощущение. С одной стороны, мне хочется написать побыстрее этот роман, с другой — он меня тяготит. А все уже написанное кажется скучным. Перечитать перепечатанные страницы разом?

Итак, любовь моих молодых героев. Попытка переворота, именно попытка — в Москве.

Перенести центр восстания в Рязань, в училище десантных войска. Генерал Сокол.

Бои во Владивостоке. Приморская мафия стакнулась с японцами и янки.

Образование фронтов Гражданской войны.

Приволжское правительство в Нижнем Новгороде.

Горская республика в Моздоке.

Епона мать! Рука сопротивляется таким планам, душа кровью обливается даже над сочинительскими придумками.

Не хочу писать о подобном безобразии — вот и все! А тут еще и сбываются почти все мои предсказания едва ли не тютелька в тютельку… А что делать?

Алоис — отец, Клара — мать Гитлера.

Попистолить! Нормальное мужское желание…

Аполлон Кузьмин считает, как правило, этносы древности сохранялись до тех пор, пока их цементировала религия.

А что мы имеем сейчас?

Природный коллективизм русских людей — как высший нравственный критерий бытия. Политеизм древних славян вовсе не случаен, между прочим…

Мы просто обязаны противопоставить его индивидуализму, точнее, злостному эгоизму западных бездуховных рабов Капитала.

Эврика! В романе «Страшный Суд» роль проводника, гида, учителя будет выполнять Адольф Гитлер, как аналог Хулио Хуренито.

Именно Адольф — ключевая фигура, особенно в первой части — «Гитлер в нашем доме».

А Сталин? Надо подумать…

Можно быть пророком без религиозной системы, обойтись без постулированных канонов.

— Провокатор — это великая повитуха истории, — сказал Хулио Хуренито. Там же.

Новый тезис, с которым есть смысл поработать, кинуть его как наживку: нет ни добра, ни зла.