Максим Шейко - Мир за гранью войны

В общем, появление в роте Ганса стало для Баллака настоящим спасением. Новоявленного командира не смущали, преследующие Эмиля трудности и сомнения. Нойнер сумел быстро разобраться, что к чему и определил жертве кадрового произвола фронт работ, в соответствии с профилем — назначил его ответственным за техническое состояние ротной техники и транспорта. Здесь Эмиль оказался на своем месте, быстро сведя количество единиц транспорта, пребывающих в ремонте, к абсолютному минимуму. Ганс ценил технические таланты горе-гренадера, его трудоспособность и исполнительность, а также веселый, незлобивый характер. В общем, гауптшарфюрер оказался очень полезным человеком, но воспринимать его как старшего унтер-офицера Ганс так и не научился.

Впрочем, как относиться к своим подчиненным — это личное дело командира, лишь бы дело делалось, и устав не нарушался. А вот выяснить кое-что заранее — не помешает. Так что затеянный унтером разговор, весьма кстати.

— Боишься? — Простой вопрос, заданный веселым тоном, выбил Баллака из колеи. Не то чтобы он совсем растерялся, но такая резкая смена темы несколько смутила Эмиля. Он слегка замялся, подыскивая слова:

— Э-э, не то чтобы боюсь… просто, ну как бы… непривычно, что ли? Я ж еще на фронте-то не был. Не знаю, как оно будет. Вот.

Ганс кивнул, не переставая ухмыляться. Эмиль еще больше стушевался.

— Не, командир, ты не думай, я не трушу! Ну, вот у тебя разве такого не было, когда первый раз на войну попал?

— Неа. Я тогда пацан еще был совсем — даже офицером еще не стал. В 20 лет не думаешь о смерти, только о подвигах. Мы тогда поляков голыми руками на ветошь порвать готовы были.

— Да? Черт! А чё ж я-то русских порвать не хочу? Не, то есть я хочу, конечно, но так чтоб своими руками… как-то не очень. Старость что ли? — Эмиль вконец расстроился и задумчиво взъерошил свою медную шевелюру, демонстрируя растерянность от происходящего. Выражение у него при этом было такое потешное, что Ганс не выдержал и все же расхохотался, выпустив на волю тщательно сдерживаемое веселье. Не прекращая смеяться, Нойнер хлопнул по плечу расстроившегося гауптшарфюрера, отчего тот едва не присел, и соизволил, наконец, пояснить причины своего веселья:

— Ты напрасно переживаешь по этому поводу. Это моя пятая кампания, не считая похода на Прагу. Поверь: я повидал всякого. И доблесть, и трусость, и глупость, и страх. И, как по мне, для новичка ты держишься очень даже неплохо. Хочешь совет? Не забивай себе голову — делай то, что должен делать! Я ж тебя не канониром назначил, а техником — вот и заботься о технике, у тебя это хорошо получается. А об остальном позаботятся другие. И не смей думать, что твоя работа менее важна или почетна! Понял? — Баллак кивнул. — Тогда слушай приказ: проверить технику и подготовиться к маршу. Сразу после выгрузки мы двинемся в район сбора.

Баллак отправился в конец эшелона, ловко перепрыгивая по платформам, а Ганс, продолжая улыбаться, вновь опустился на сложенный брезент — приятно все же оказаться правым в своих предположениях. А после этого разговора Нойнер был уверен, что не ошибся в гауптшарфюрере — когда начнутся серьезные испытания, Баллак не подведет. Хотя второго Клинсманна из него все же не выйдет. А жаль.

* * *

Бескрайняя степь покорно стелилась под гусеницы проезжающей техники. Распаханные участки с только-только поднявшимися яровыми чередовались с полями уже во всю колосящихся озимых. А затем вновь тянулись нераспаханные участки, поросшие луговыми травами и ковылем. Июньское солнце еще не успело до конца высушить землю, напоенную майскими грозами, поэтому над колоннами 1-й танковой армии, идущими на юг, не клубились, заслоняя солнце, тучи едкой серой пыли, так досаждавшие Гансу прошлым летом.

Наступление началось 29-го мая — пополненная и переформированная 1-я танковая армия, под командованием генерал-полковника Гота обрушилась на правый фланг Юго-Западного фронта, нанеся первый удар операции "Блау". Три танковых и два армейских корпуса, 1300 танков и штурмовых орудий — бронированный таран, которым немцы собирались проломить советский фронт, были сосредоточены в районе Старого Оскола, юго-западнее Воронежа, чтобы решить исход кампании одним ударом. Свыше полутора тысяч самолетов 4-го и 8-го авиакорпусов расположились на аэродромах по широкой дуге от Воронежа до Харькова, готовые поддержать действия наземных войск. Новый командующий 4-м воздушным флотом — генерал Вольфрам фон Рихтгоффен (родственник знаменитого "красного барона") гарантировал, что господство в воздухе будет абсолютным, а бомбоштурмовые удары — эффективны как никогда. Все было рассчитано и выверено с чисто немецкой пунктуальностью и дотошностью. Однако советское командование упредило своих немецких визави. Войска Южного фронта Малиновского начали наступление на Ростов и южный Донбасс 25-го мая.

Поскольку немцы в преддверии собственного наступления отвели часть дивизий с передовой для отдыха и пополнения, то оставшимся на фронте частям пришлось туго. Советским стрелковым дивизиям за три дня боев удалось на ряде участков вклиниться в немецкую оборону. Для парирования командованию 17-й полевой армии пришлось двинуть в бой спешно пополненные резервные дивизии, предназначавшиеся для грядущего наступления. Командование Южного фронта в свою очередь бросило в прорыв танковые корпуса, стремясь развить первоначальный успех и отсечь ростовскую группировку немцев. Бои закипели с новой силой, а германское командование оказалось перед выбором: изменить план операции в большой излучине или отложить начало его исполнения до ликвидации возникшего локального кризиса под Ростовом.

Генерал-полковник Манштейн — новый командующий группой армий Юг, ждать не хотел. Этот невероятно амбициозный и напористый штабист, чья многообещающая карьера в ОКХ оборвалась в 39 г в связи с отставкой его покровителя — тогдашнего начальника штаба сухопутных войск — Людвига Бека, сумел проложить себе дорогу на самый верх, перебравшись со штабных на командные должности. Его карьера резко пошла в гору в 41 г. Тогда, командуя LVI моторизованным корпусом 3-й танковой группы Гота, он шел от успеха к успеху. Именно его корпус захватил Минск, замкнув кольцо окружения вокруг армий Западного фронта. Он же разгромил под Сенно элитный московский механизированный корпус, в котором служил сын самого Сталина. Затем были новые победы под Смоленском и Шлиссельбургом, где была замкнута блокадная линия Петербурга. Признанием этих успехов стали дубовые листья к Рыцарскому кресту, звание генерал-полковника и назначение на должность командующего 11-й полевой армии.

Под его командой 11-я армия поучаствовала в разгроме Южного фронта под Мелитополем, а затем, прорвав ишуньский оборонительный рубеж, ворвалась в Крым, сбросив в Керченский пролив остатки советской 51-й армии и заставив капитулировать, только что эвакуированную из Одессы, Приморскую армию. А потом противники кончились — кругом простиралось Черное море. Десантироваться на Кубань было не на чем, и корпуса 11-й армии стали один за другим отправлять под Ростов, где развернулись ожесточенные бои с прибывшими с Кавказа свежими советскими частями. Манштейн, сидя в Крыму, вдали от основных событий, заскучал.