Елена Хотулева - Попытка – не пытка

Я открыла дверь и пошла в комнату к Глебу, чтобы забрать маленький источник бесперебойного питания, через который он подключал компьютер. Мне очень не хотелось, чтобы Маша видела мою зареванную физиономию, но она мгновенно подлетела ко мне:

– Елена Григорьевна! Я же не сломала его! Вы посмотрели? Там все работает. Вы проверили гороскопную программу? Я даже не знаю, почему я тогда забрала его домой. Это помутнение, наверное, какое-то было! Да и Глеб еще сказал! Вы злитесь, да? Вы обиделись?

– Маша, – ответила я сквозь слезы. – Ты сделала такое! Такое! Если все это работает, то я тебе правительственную награду привезу за то, что ты этот ноутбук спасла…

Я вытащила из-под стола кубик UPS, утащила его в комнату, потом сбегала на кухню за пузырьком медицинского спирта и, отыскав пучок ваты, заперлась у себя.

Итак, приступим! После выполнения подготовительных действий передо мной загорелся сиреневый прямоугольник с вопросом: «Вы действительно хотите изменить ход мировой истории?» И что мне ответить? Неужели я, зная то, как живут люди в параллельной реальности, буду сомневаться? Нет! Хватит нам ходить в аутсайдерах! У меня не дрогнет рука, чтобы вывести нас на первую ступень пьедестала! А остальным… Остальным просто не повезет, потому что в реальном, а не утопичном мире всегда кому-то достается лучшее, а кто-то ходит в неудачниках… Улыбнувшись, я нажала «Да» и десять минут наблюдала удивительно красивую заставку, в которой Натаныч, тяготеющий к природным катаклизмам, создал движущийся коллаж из видеосъемок всевозможных катастроф – от цунами до извержений вулканов. После этого из папки, в которой я работала, исчезло все, что касалось его итерационной разработки. И теперь в моих руках была только машина времени.

Из того, что я увидела, мне пришло в голову сделать два вывода. Во-первых, несмотря на мое жуткое физическое состояние, с эмоциональными параметрами у меня все было в норме. Об этом говорила вполне корректная работа программы. Ну и во-вторых, с этого момента начался новый период в истории Государства Российского. То есть с вероятностью 73,55 процента можно было утверждать, что отныне наша страна движется к победе здравого смысла, нерушимому патриотизму, процветанию и прочим прекрасным вещам!

Я облегченно вздохнула. За государство можно было больше не беспокоиться! Теперь я могла перейти к заботам о своей личной жизни. Для этого я, не став особенно церемониться, полезла на историческую антресоль, достала с нее не использовавшийся уже много лет паяльник. И, вспомнив о том, что в школе благодаря чьей-то ненормальной идее о введении ранней профориентации добросовестно занималась радиоэлектроникой, я в пять минут спаяла из фотоаппаратного шнура прекрасные электроды для временных перемещений.

Маша смотрела на это с плохо скрытым ужасом. Она уже не спрашивала меня, как я отношусь к ее выходке с ноутбуком, а только тихо вздыхала и один за другим ела сладкие яблоки, к которым в последнее время была неравнодушна.

Не обращая внимания на ее традиционные немые вопросы, я с превеликим трудом привела себя в порядок, навела макияж на своем бледном лице и надела любимое сталинское платье, которое болталось на мне как на вешалке. Потом я посмотрела на свою растерянную невестку-героиню и сказала:

– Маша! Я иду спать. Пока мне трудно сказать, сколько именно продлится мой сон. Возможно, что я пролежу там до утра, но я запрещаю тебе входить в мою комнату, даже если прилетят марсиане. А когда придет Глеб, передай ему, что если он посмеет хотя бы постучать ко мне, то ему никогда не достанется то, что, по его мнению, оставил мне Натаныч. Все. Спокойной ночи!

После этого я зашла в комнату, забаррикадировала дверь письменным столом, поставила ноутбук на пол, подсоединила его к UPS, воткнула электроды, сделала все то, что было сказано в письме, выбрала из скромного именованного списка координаты дачи и задумалась.

Мы расстались со Сталиным в восемь утра. Он сказал, чтобы я вернулась сразу же на пять минут, а потом мы увидимся вечером в десять. Нет! Пять минут – это не разговор. В конце концов, подождут его дела. А если и не подождут, то я с ним вместе поеду в Кремль. Решено, я отправлюсь туда на час. А затем, если у него не изменились планы, я сразу, после того как вернусь сюда, перелечу в десять часов вечера. Все отлично! Я вбила время, выставила таймер и хотела занести в программу дату, как вдруг снова задумалась.

А какой же это был день? Точно помню, что за окном мела вьюга… Ну да, это же был декабрь, и до его дня рождения оставалось примерно полторы недели… Или две? Почему я там никогда не смотрела на календарь?! Как можно было так халатно относиться к делу? А если я сейчас ошибусь и попаду на дачу к тому Сталину, который понятия обо мне не имеет? За час меня, конечно, не расстреляют, но тогда я уже точно никогда в жизни не окажусь там, где меня ждут!

Нервное напряжение приближалось к опасной черте. Меня колотило, как малярийную больную. В голове звенело. В отчаянии я проставила в окошках дату, которая, как мне показалось, была наиболее близка к дню нашей последней встречи, и, сжав электроды, с силой надавила на покрытый фольгой Enter…

В спальне никого не было. Неужели промахнулась? Я вскочила с пола и, пошатнувшись от накатившего на меня головокружения, схватилась за подоконник. В этот момент в комнату вбежал Сталин.

– Ты вернулась! – почти прокричал он и бросился ко мне.

Мы вцепились друг в друга, и я потеряла сознание.

Очнулась я в постели. Он сидел рядом и разглядывал меня так, будто бы я отсутствовала в 1937 году долгие месяцы.

– Неужели я тебя вижу? – сказала я и даже не стала сдерживать слезы. – Реальность не имеет смысла, если в ней нет тебя. Ты так на меня смотришь… Я, наверное, час перепутала. И тебе пришлось ждать. Да?

Он провел рукой по моим волосам, по привычке поправляя растрепавшуюся прическу:

– Ты не час перепутала. Ты ошиблась на три дня. Страна меня потеряла. Чтобы не было слухов, объявили о моей болезни. А я… Я был дезориентирован. Ничего не мог делать. Только сидел и ждал, когда ты вернешься. Я был уверен, что это произойдет.

– Ну, слава богу! – рассмеялась я сквозь слезы. – Значит, ты все-таки не такой святой. Тебе тоже пришлось страдать.

– А ты? – спросил он, разглядывая мою, мягко говоря, отощавшую фигуру. – Сколько ты провела в 2010 году?

– Несколько месяцев. Несколько месяцев я жила надеждой на чудо. И знаешь… Оно произошло!..

Потом я долго и подробно рассказывала Сталину обо всем, что случилось: про машину, которая сбила Натаныча; про то как он не оставил мне копий; про обыск в квартире; про институт Склифосовского и психиатра, к которому меня посылали; про потрясающую свадьбу детей, благодаря которой я не умерла; про Машу, которая спасла ноутбук; про то, как я запустила итерационную программу, и, конечно, про свою любовь.