Алексей Кулаков - На границе тучи ходят хмуро...

Выяснив, где тот сидит, корнет энергично двинулся за денежкой. Побольше бы таких сюрпризов — или почаще!

Казначей в чине надворного советника (работает автопилот-то!) при виде Александра недовольно скривился, но без проволочек выдал, три раза перед этим пересчитав, аж двести рублей — и тут же стал демонстрировать, как он занят. То есть шуршать бумагами, переставлять чернильницу на столе и все такое в том же духе.

«Ну-ну, какой артист пропадает. Практически никакой. Так! Как бы еще до своей комнаты добраться. Значит, медленно, можно сказать, печально и присматриваясь к окружающим — а на месте что-нибудь соображу. Надеюсь».

Увы, автопилот поломался на подходе к… Казармой ЭТО обозвать было нельзя — уж очень сильно мешал веселенький лиловый цвет стен и ухоженные, пышные клумбы с цветами на входе. Помогла наглость — она же, как известно, второе счастье. Наглость и дежуривший на входе нестроевик. Вежливо кивнув в ответ на приветствие, Александр добродушно улыбнулся:

— Не заняли еще мою обитель?

— Никак нет, ваше благородие!

— Да ладно, не тянись. Второй курс?

— Разъехался. Два дня еще тому.

— И где теперь мои вещи?

— У господина фельдфебеля на сохранении.

— А где его найти?

— Ну… у себя должон быть.

Подарив оставшемуся безымянным вахтеру на прощание армейскую мудрость всех времен и народов о том, что «солдат спит, а служба идет», князь отправился в фельдфебельские апартаменты. Уверенным шагом, неспешно и с некоторой ленцой. Стараясь при этом не напрягаться слишком уж сильно при виде очередного встречного солдата-нестроевика с тряпкой или метелкой в руках и не забывать отмахивать им приветствие. Хранитель его вещей был немногословен. Указав номер двери и уверив, что все вещи в целости и сохранности (тумбочку так прямо от койки забрали, не заглядывая), фельдфебель небрежно козырнул напоследок и резво отбыл в неизвестном направлении — терроризировать подчиненных. Добравшись до заветной двери, Александр слегка удивился. Она была на надежном запоре в виде громадного и явно чугунного шпингалета.

«Да. До люкса далеко. Но все же лучше, чем в больничке. А нет, не лучше…»

Комната хоть и была просторнее, но имела небольшой недостаток — или несомненное достоинство, кому как. Ее стены на полметра не доходили до потолка, позволяя легко общаться с соседями или подсматривать. Впрочем, до последнего тут наверняка еще не доросли. Кровать, рядом его тумбочка, маленький стол, кривоватый стул. У входа громоздится немаленький и сильно рассохшийся шкаф, рядом на стене — узкое зеркальце. Дом, милый дом. Бросив конверт на стол, к лежащей там стопочке книг, он завалился на койку. Уф, устал!!! Мыслей не было никаких. Вроде и надо бы удивляться, паниковать, строить планы, всячески суетиться — но все это заслонило собою угнездившееся в глубине души равнодушие. Лениво текли мысли:

«Как все странно. Может, с ума сошел? Такие реальные глюки. Последнее, что помню, — грозовое небо. А потом что?»

От попыток хоть что-то прояснить жутко разболелась голова, резко, неожиданно.

— … … …!

Кто-то ойкнул за дверью и с громким топотом убежал. А ярость… Ярость прошла так же быстро, как и появилась, забрав с собой и равнодушный настрой.

«Поживем-увидим».

Присев за стол, он стал потрошить конверт — что там у нас? Офицерская книжка, хех, предтеча военного билета. Новенькая, типографской краской пахнет. Дальше. О! Предписание!!! Любопытно, любопытно…

«Корнету князю Агреневу. Получением сего явиться к месту службы: Царство Польское, третий Варшавский округ, Келецкая губерния, штаб 14-й Ченстоховской бригады, не позднее первого июля сего года».

Неразборчивая подпись на полстраницы и скромная блямба синей печати.

«Опа! Царство Польское? Непонятно… и по времени — я опаздываю или можно не торопиться? А год-то какой?! Что-то подсказки нету. Так, посмотрим в военном, то есть в офицерской книжке. Ага. Одна тышша восемьсот восемьдесят шестой. О как! А родился я… в шестьдесят восьмом. Восемнадцать, значит».

Третий Варшавский округ. Хм! Непонятно откуда появилась твердая уверенность — пограничники.

«Опять автопилот шалит? Ладно, мелочи. Погранцы — это очень даже неплохой вариант, обычная пехота была бы куда хуже. Или, упаси господи, кавалерия или артиллерия — я ж там ни в зуб ногой. О службе в ВМФ даже думать страшно! Пограничники. Видимо, поэтому и корнетом записан. Да уж. Вот интересно: учебную программу училища… как там его… ах да — Павловского, помню отлично, а когда у тела день рождения — нет?!! Смотрим в офицерскую книжку и… зимой, значит? Тоже неплохо. В плюсик пойдет еще и место службы — там меня никто не знает, а следовательно, и не заинтересуется, почему это поведение и манера общения юнкера… нда, корнета… корнета князя Агренева так сильно и резко изменились. А через годик-два на все вопросы будет железная отговорка: все течет, все меняется! Ладно, что там далее? Хм, билет на поезд Петербург — Варшава. Мило, очень мило. Хотелось бы надеяться, что достанется купе, а не плацкарт. Или его тут еще не изобрели? Время отправления — шесть часов пополудни, первый перрон, открытый билет сроком на месяц. Не понял. Пополудни — это как? Ах, это восемнадцать часов! Тогда время еще есть, успею».

Что еще? Его внезапно осенило — текст! Все написано с ятями и всяческими завитушками, он же спокойно все читает. А написать? Чернил или карандаша под рукой не было, но они бы и не потребовались — появилась вдруг твердая уверенность, что и с этим делом все в порядке.

«А ну-ка! Кто нынче на троне?!! Опа, знаю. Его императорское величество Александр Третий. Ее императорское величество Мария Федоровна-младшая… Цесаревичем недавно объявлен Николай. Вот блин! Ладно, потом разберемся, главное, чтобы оно было — это самое потом».

Быстрый взгляд на листок принес очередной поднадоевший сюрприз — милого Сашеньку поздравляли с окончанием, всемерно гордились, от всей души желали и надеялись… ага, конечно, оправдает, а как же иначе? И не забудет, угу. О, самое интересное — подпись: «любящая тебя тетя Татьяна Львовна». А говорили, что сирота. Обманули, сволочи! Подальше, подальше от нежданно появившейся родни, а письмецо отложить до времени подходящего, ради адреса обратного — вдруг пригодится? Обыск-осмотр комнаты начался со стола: а что это там такое интересное в стопочке лежит?

«Военная топология» — точно пригодится.

«Риторика» — уж наверно обойдусь как-нибудь.

«Закон Божий» — пожалуй, присоединим к «Риторике».

Две истрепанные тетрадки с конспектами, видимо, важных лекций легли на толстый томик «Топологии» — для возможного, но необязательного ознакомления с образцами почерка «донора»: как-нибудь полистает на досуге, сверит-проверит изменения. Ревизия в тумбочке дала следующие результаты, вернее — предметы: сильно истрепанную зубную щетку с неимоверно жесткой щетиной, полупустую жестяную баночку с зубным порошком (судя по запаху — мятным), расческу с наполовину обломавшимися зубьями, маленький перочинный нож и темно коричневый обмылок. В самом дальнем уголке нашлась опасная бритва в замызганном кожаном чехольчике — но ничего так, целая, и даже марки «Золинген».