Андрей Архипов - Ветлужцы

— В круг?

— В него. Княжьего ставленника, дабы тот все склоки судил, поблизости нет, а у того же Твердяты не хватит сейчас власти, чтобы все раздоры между своими воинами решать. Да и по другим селениям то же самое. Люди тут собрались ратные, но вольные. На произвол судьбы князья их бросили довольно давно, так что жить они стали по старому покону. Или по новому? Не разберешься… За слово поганое кровью спрашивают, все дела стараются сообща решать. Да и ниже по Дону Великому и его притокам кое-где такие же людишки остались с прежних времен. Про них я еще в Переяславле слышал. Сидят они на реках, около бродов или тех мест, где заработать можно на перевозе…

— Бродники?

— Вроде так их и называют, но врать не буду…

— Предки казаков… — еле слышно пробормотал Вячеслав и уже громко добавил: — Вот теперь я понимаю, что это за люди и как нам с ними себя вести. Помогать им надо всячески, а уж они встанут заслоном между Русью и степью.

— Встанут? — скептически поднял бровь Трофим.

— Угу, если только из-за нашего равнодушия к их судьбе они оружие в обратную сторону не повернут, — угрюмо согласился Вячеслав и добавил окончание фразы себе под нос: — Как у нас на Калке [138] В 1223 г. бродники состояли в союзе с монголами против русско-половецких войск в битве на р. Калке. Когда русские полки были разбиты и монголы подступили к укрепленному лагерю, то три дня не могли его взять. Посланный ими на переговоры атаман бродников Плоскиня поклялся на кресте, что, если русские сложат оружие — никто из них не будет убит (по другим источникам — не прольют кровь), а князей и воевод отпустят домой. Монголы своего обещания не сдержали (или сдержали по-своему): все русские князья и военачальники были положены под доски и задавлены победителями, усевшимися сверху пировать. Простых воинов увели в рабство. случилось… Кха! Люди, как ты говоришь, они вольные, так что воевать и в зажитье ходить не перестанут, лишь бы это делали не в нашей стороне. В таком случае нам их воинственность только на пользу будет, потому что иначе степняки подойдут к самой Рязани… Да и в качестве охраны наших торговых караванов они нам как никто сгодятся!

— Ох, как ты замахнулся! Нам бы чуток людишек к себе поиметь, а ты уже пути торишь и серебро к себе в мошну ссыпаешь.

— Плох тот солдат, который не мечтает быть Наполеоном… О будущем, говорю, надо думать всегда, но делиться мечтами только с близкими, чтобы соседские куры на смех не подняли! Кстати, а кто тут в соседях? Я имею в виду восток и север… то есть полунощь.

— На севере твоем Рязань стоит, но это ты и сам знаешь. Если отсюда смотреть, то на одесную, или направо, по-твоему, от них идет мордва, точнее, мокша, а за ней эрзя. На восходе же, чуть ближе к этим местам — буртасы, а дальше за ними уже Волга и Великий Булгар на ней. И намотай себе на ус, что, по слухам, буртасы — это те же ясы, но речные. Разная вера, разные судьбы, но вроде… родичи. Не ведаю только, сколько в этих слухах правды, и сгодится ли тебе такое знание — тут уж решай сам. И вот еще что… Скажи-ка мне, как ты собираешься заманивать на наши земли ясов? Мыслишь, что польстятся они на уговоры да променяют свои степи на леса дремучие?

— Ну… погремим тугой мошной — и поедут как миленькие!

Дверь неожиданно распахнулась, и вместе с морозным воздухом в неказистую избу ворвался вихрь, оказавшийся на поверку Улиной, явно чем-то возбужденной.

— Ох, добры молодцы, как же я замерзла на крыльце стоять да ваши разговоры вполуха слушать. Дай, думаю, войду да приму участие. Не побрезгуете суетной бабой? И почему это я последней узнаю, что поход назначен на… послезавтра? Вроде, по-вашему, так говорят? А, Вячеслав? Да-да, ты мне говорил, Трофим, что он будет, но сроки… я же не успею собраться! Для меня и сбруя не подогнана, да и к лошадке привыкнуть надобно!

— Ты не поедешь!!! — Слитный мужской хор проревел в унисон, заполнив своей мощью все пространство небольшого сруба от земляного пола до стрехи на крыше.

— Испугались? То-то же… Шуткую я. Будто не знаю, что лишь помехой в вашем походе буду. Ты лучше вот что скажи, Вячеслав… Я много сказок про вашу пришлую троицу выслушала: по ним вы все такие лепные, да о людишках заботитесь будто о детках своих. В общем, ангелы небесные, которых ваш Христос на землю посылает, а не обычные смертные. А вот смотрю я на тебя… Ты же всех людей делишь на ту часть, что принесет нам пользу, и ту, что не сгодится, пойдет в отсев. И творишь ты это мимоходом, будто чувств у тебя нет и другие люди для тебя словно игрушки детские, которые можно ненароком сломать, а потом починить… — Улина хитро улыбнулась бросившему на нее озадаченный взгляд Трофиму и опять повернулась к глубоко задумавшемуся лекарю: — Как такое могло случиться? Или ударила тебя жизнь так, что озлобился ты?

— Это ты верно сказала, циничным я становлюсь… — Вячеслав начал отвечать медленно, пробуя на вкус каждое слово, как будто вступил на неизвестную тропу, за каждым поворотом которой чудится самострел. — Как только стал людей у вас лечить да ножиком их раны полосовать. А еще у меня атрофировалось чувство самосохранения. Да не берите в голову последних слов!.. А к чему ты это спросила, Улина?

— И ты не обращай внимания на мои причуды — такая уж у меня вредная и загадочная бабская натура. — Открытая обезоруживающая улыбка черемиски лучше всякого довода убеждала, что за поворотом нет никакой западни. — Убедилась вот, что ты сам все понимаешь, да и бросила приставать. А потом, может быть, и вновь начну… Так как ты собирался ясов на наши земли заманивать?

Вячеслав, бросив укоризненный взгляд на невинное лицо Улины, на этот раз уже серьезно задумался, не собираясь становиться мишенью для ее острого язычка. Поразмыслив пару минут, он все-таки решился ответить, но на этот раз выдал совершенно другую версию:

— Была у моего народа в древности легенда о неком царстве христиан. Могучем и полном всевозможных благ…

Воспользовавшись возникшей паузой, в разговор тут же вставил свое слово Трофим:

— И я про такое слышал у Мономаха на службе. Будто есть на восходе царство, где несториане [139] Несторианство — христологическое учение, традиционно приписываемое Несторию, архиепископу Константинополя (428–431), и осужденное как ересь на Эфесском (Третьем Вселенском) соборе в 431 г. Единственной христианской церковью, исповедующей данную христологию, является Ассирийская церковь Востока, таким образом являя собой самобытную христианскую конфессию. свое учение насадили.

— Уж не знаю, про ту ли страну я вам собираюсь говорить, да и не понимаю, какая разница у несториан с христианами, однако то государство якобы тоже располагалось на востоке, кха-кха. — Вячеслав намеренно закашлялся, чтобы потянуть время и как-то замять свою оговорку. Он совершенно не ожидал, что его древность может совпасть с настоящим этого времени. — Так вот, слухи про царство пресвитера Иоанна разные ходили: и про волшебный дворец, там находящийся, и про фонтан молодости, и про зелье истины. А также про драконов, единорогов и про то, что этот царь поможет христианам в борьбе с сарацинами и другими неверными… Только по мне — это все выдумки, и такой страны просто нет. А если и есть, то никому помогать он не придет. А если и придет, то совсем не за этим… Кхм, ну да ладно. Собственно, я хотел сказать, что эти слухи можно для себя использовать. — Вячеслав заметил сердитое лицо Трофима и, поняв по-своему, поправился: — Только не про Иоанна, а про наше воеводство… Мол, защищаем всех обиженных христиан, и не только их. В расплавленном железе воинов купаем, оттого они у нас самые сильные. Хм… вот об этом, пожалуй, не надо, а то кто-нибудь на нас это захочет испробовать. А вот о том, что воевода у нас самый-самый, мудрый и великий Гудв… то есть чуть ли не волшебник…