Константин Калбанов - Мы наш, мы новый...

Вот потекли ручейки отходящих рот. Сейчас в передовых окопах осталось только половина пулеметных расчетов. Как только другая половина займет позиции во второй траншее, потянутся и эти. Иначе никак. Противник залег, но не отошел слишком далеко, а потому атака может возобновиться в любой момент. Сейчас артиллерия противника вновь усиленно обрабатывает русские траншеи.

Солдаты уходят не просто так. Многие несут на себе раненых, санитары не справляются с потоком, уносят и мертвых. Никто не хочет оставлять на поругание тела своих товарищей. Если есть такая возможность, отчего не унести и не придать земле по православному обычаю. И то верно. Заслужили, как никто другой. Фок вскидывает к глазам бинокль и в который раз, сквозь разрывы, пыль, огонь и дым осматривает поле боя. Хорошо.

А действительно хорошо. Противнику до основных позиций дивизии еще идти и идти, а потери они уже понесли значительные, даже если три четверти лежащих на поле только раненые. Каждый раненый, это капля в общем потоке, льющемся на мельницу России, ведь он требует лечения ухода, стало быть, расхода драгоценных ресурсов, а они у маленькой Японии далеко небезграничны. Александр Викторович, еще будучи в госпитале, вносил предложение о передаче раненых японцев находящихся в плену, противной стороне. Пусть японцы сами лечат своих, тем более там были и те, кто должен был стать инвалидом, а каждый инвалид, появившийся в метрополии, это опять на руку России. Но его никто слушать не стал, потому как исходили из того, что эти раненые выздоровеют и встанут в строй.

— Виктор Александрович, пора, — Третьяков не без сожаления осмотрел блиндаж.

Столько жизней, столько усилий, ох как не хотелось оставлять рубеж, который его солдаты все еще вполне могли удерживать. Но это уже с куда большими потерями, а потому в героическом стоянии на неудобной позиции смысла уже не было. Лишняя тысяча солдат еще ох как пригодится.

— Николай Александрович, отправьте вестового к лейтенанту Покручину. Бронепоездам следовать к Инчензам не останавливаясь. Связь с НП дивизии. Здесь Фок. Дмитриевский, слушайте меня внимательно. Отдайте распоряжение на станцию, бронепоезда пропустить беспрепятственно, направление на Инчензы. Эвакуационные составы пустить сначала на боковые ветки, пропустить моряков, а затем отправить вслед за ними, пока все, — Александр Викторович положил трубку и взглянул на Третьякова, — вам все понятно?

— Так точно. Два сборных батальона выдвигаются для ликвидации угрозы десанта.

— Нет, не так. Вы дойдете до Кечемпу, где остановитесь и не выгружая личный состав, будете ждать моего приказа.

— Но там вроде только одна рота?

— Правильно, вот только не просто рота, а до зубов вооруженная и в полевых укреплениях. Это просто удача, что Ноги решил устроить десант именно в этой бухте. Там только одних пулеметов около трех десятков, плюс шесть орудий и четыре миномета. Так что они смогут удержаться и без вас, а вот под Тафаншином, вы очень даже можете пригодиться.

В блиндаже уже вовсю царил ажиотаж, деловито перемещаясь по помещению солдаты споро сворачивали все имущество. Ну не оставлять же противнику.

Пригибаясь, под непрекращающимся обстрелом офицеры под предводительством Фока быстро спустились к железнодорожной ветке, где на платформы уже грузились солдаты. Александр Викторович взглянул вправо, там вдали так же стоял состав и возле него наблюдалась такая же суета что и здесь. Однако никакой паники, все возбуждены, но собранны, слышатся даже шуточки, как видно это те, кто не потерял сегодня тех, с кем успел сблизиться за время службы. Большинство серьезны, у кого-то на глазах слезы, кто-то нервно кусает усы, кто-то сдерживает рыдания, но все до последнего излучают решимость и готовность сражаться и дальше. А еще взгляды. Взгляды, бросаемые на него, их командира дивизии, который стоит в сторонке и ждет, пока последний солдат не поднимется на платформу, взгляды полные уважения и восторга. И как он мог даже ненадолго задуматься, отходить или нет. Правильное решение. Может кто-то и скажет, что позиция оставлена слишком рано, но вот эти солдаты, разбредутся по своим подразделениям, рассказывая как ИХ генерал стоял вместе с ними под огнем и руководил боем. Приукрасят, не без того, но оно и к лучшему. Те кто сейчас уходил отсюда, оставляя позиции противнику были ЕГО солдатами и их жизни были ему очень дороги.

Когда Фок прибыл на НП дивизии там стоял непрекращающийся гомон, звучали зуммеры телефонных аппаратов, отдавались команды, выбегали и вбегали вестовые. Дмитриевский склонившись над картой, что-то объяснял полковнику Ирману. Нормальная деловая суета. Хотя, что-то Дмитриевский нервничает.

Отход прошел без каких-либо происшествий, если не считать того, что к моменту выхода к стрелке на станции Тафаншин, в настоящий момент разрушенной до основания, дабы лишить хоть каких-то укрытий противника, так как ее удерживать не планировалось, два состава с отходящими ротами и бронепоезда подверглись обстрелу. Но все обошлось, ни один снаряд так и не попал в цель. Едва японцами были обнаружены эти составы, как обстрел позиций тут же прекратился. Как видно Ноги сообразил, что там сейчас никого нет и скорее всего двинул туда свои полки. Вот только Фок не собирался предоставлять в распоряжение противника готовые блиндажи. Как только на позициях были замечены солдаты противника, там вновь взвились султаны разрывов, это сработала конно-охотничья команда, подорвавшая заложенные заряды, а затем верхами в спешном порядке начала уходить. Японцы пытались было их обстрелять, но тут, прикрывая отход всадников, заговорила русская артиллерии, на этот раз обрушивая огонь на позиции еще недавно бывшие в руках защитников Квантуна.

— Смирна! Ваше превосходительство…

— Вольно, — перебил Дмитриевского Фок, — докладывайте полковник, только коротко и по существу.

— Японцы высаживают десант.

— Ну, это не новость.

— Но это другой десант, в бухте Маланьхэ.

— А вот тут поподробнее, — да что же это такое творится? Вот только что все было хорошо, а вот теперь плохо.

Кто бы сомневался. Уже на следующий день, после посещения Фока, поступило распоряжение, согласно которого отдельная ополченческая рота с приданной ей батареей переходила в подчинение командира четвертой Восточно-Сибирской стрелковой дивизии. Ну, да и Бог с ним. Главное, что Фок не собирался ставить палки в колеса и всецело одобрил намерения Гаврилова, а большего ему и не нужно. Вообще Семен был не в малой степени удивлен поведением нового начальника. По всему выходило, что он намерен буквально зубами держаться здесь, в районе перешейка. Это его намерение никак не вязалось с тем, что рассказывал Антон. Сам Семен мало интересовался историей, а о русско-японской войне знал только то, что таковая была и что царский режим получил по зубам, ведя захватническую войну. Знал о Цусимском сражении и сокрушительном поражении русского флота, в результате которого была уничтожена или пленена практически вся русская эскадра, ведомая бездарными адмиралами. Одним словом позорная страница русского оружия.