Андрей Ерпылев - Золотой империал

Выяснился и источник «дьявольской силы», позволявшей нападавшим перемещаться так быстро: оказалось, что это просто-напросто обычная доска-скейт, грубо сделанная и снабженная вместо колес изрядно изношенными шарикоподшипниками! Обладатель этого средства передвижения, доставшегося осажденным в качестве трофея, теперь лежал, изредка постанывая, в нескольких шагах за бруствером Берестова, прошитый мощной очередью практически в упор, когда во время очередной атаки пулемет заело и лишь каким-то чудом он заработал в тот самый момент, когда торжествующий людоед с нечленораздельным воплем уже занес какую-то невообразимую секиру с зазубренным лезвием над видавшей виды ушанкой старика.

— А ведь патроны-то на исходе, господа, — буднично подал голос ротмистр, когда бурные восторги по поводу отражения очередной вылазки, в основном со стороны Валентины и «героя» Жорки, которому она бинтовала щеку, улеглись. — У меня осталось полтора магазина.

— У меня двенадцать штук, — невозмутимо откликнулся Александров.

Сергей Владимирович помолчал, позвякивая металлом.

— Тридцать семь россыпью и, наверное, с четверть диска в пулемете.

— А я все расстрелял! — испуганно проговорил Конькевич. — Вот, два последних в патронташе.

— Ну, тогда еще одна атака и — в рукопашную! — подытожил Чебриков. — В штыки, так сказать. Правда, штыков у нас не наблюдается... Держите, Георгий!

Раззява Жорка, конечно, чебриковский «вальтер» не поймал и, чертыхаясь, зашарил под ногами, пытаясь отыскать среди осколков льда, которые не успел вычерпать до начала первой атаки.

— Что же будет, ребята? — Валентина, судя по голосу, была на грани истерики. — Что же будет?

— Тут еще есть кое-что. — Берестов продолжал копаться в своем тюке. — Гранат пара-тройка, лимонка... Серьезная вещь. Я думаю, тратить на этих скотов не будем — для себя прибережем, если что...

Товарищи, исключая ничего, к счастью, не понимавшую Валентину, молчаливо одобрили идею, так как сдаваться на милость и без того разъяренных людоедов не хотелось никому.

В стане противника тем временем наметилось оживление. Похоже, готовилась очередная атака, на этот раз без неэффективной, как выяснилось, артподготовки. Берестов снова припал к прикладу своей смертоносной «машинки».

— Вы уж простите, если что не так...

Но что это: не промчавшись и половины пути, атакующие смешались и остановились, словно в нерешительности, а затем едва ли не быстрее, чем вперед, понеслись назад к своей базе, откуда доносились одиночные выстрелы, лязг металла и вопли. Вот простучала жиденькая автоматная очередь, еще одна, хлопнул взрыв, на таком расстоянии больше смахивающий на звук детской петарды.

— А ведь они, паразиты, нападая, ни разу не выстрелили, — промолвил, опустив ствол автомата на бруствер, ротмистр, ни к кому конкретно, по своему обыкновению, не обращаясь.

— Ты думаешь? — повернулся к нему Николай.

Звуки боя становились то отчетливее, то совсем заглушались, сминаемые порывами ветра. На таком расстоянии никак нельзя было определить, кто берет верх в неожиданной заварушке.

— А может, это краснознаменцы сзади на них напали? — наконец высказала крутившееся у всех на языке предположение Валя. — Подкрались потихоньку и...

— Чего же мы тогда сидим? — подскочил Жорка, словно его, тоже незаметно подкравшись, пырнули в мягкое место. — Помочь надо ребятам!

— Молчи уж, помощник! — одернул его Александров. — С двумя дробовыми патронами? Нужно подождать...

— Тише!

Берестов приставил ладонь, сложенную лодочкой, к уху.

Шум боя значительно поутих, и теперь изредка раздавались только одиночные выстрелы.

— Кончают...

— Кого?

— Если б знать...

Все путешественники напряженно вглядывались в темноту, стараясь определить: кто же все-таки взял верх в скоротечном бою. Тьма, однако, сгустилась настолько, что разглядеть ничего дальше вытянутой руки было невозможно.

Внезапно вдалеке замигал огонек, потом еще, еще... Огоньки мигали по очереди, загорались все разом и так же синхронно гасли, словно кто-то подавал сигнал.

— Маячат что-то, — сообщил во всеуслышание старик, хотя и без того все отлично видели загадочную иллюминацию.

— Может, нам? — предположила Валя.

Словно в ответ на ее слова, вдалеке раздался голос. Слов было не разобрать, но было понятно, что окликают именно их, осажденных. Наконец удалось расслышать:

— ...стреляйте... мы-ы... красно...

Берестов приподнялся над бруствером и, сложив руки рупором, крикнул что есть мочи:

— Егоры-ы-ыч!.. Ты-ы-ы?

— Я-а-а-а!.. — донеслось в ответ.

— Наши! — Радостно повернулся Сергей Владимирович к товарищам. — Я же говорил!

И начал торопливо выбираться из своего окопчика, опираясь на приклад «Дегтярева».

— Подождите, — хотел остановить его Чебриков, но старик уже спешил навстречу маячившим все ближе огонькам.

— Ну, что будем делать?

Вопрос ротмистра остался безответным, поскольку свои убежища уже покидали все, разминая затекшие ноги и размахивая руками, чтобы хоть немного согреться.

— Егорыч! Ты что так долго, зараза? — Берестов уже почти сблизился с идущим ему навстречу с фонарем краснознаменцем, когда вдруг присел и, судорожно лязгая затвором ставшего вдруг неподъемным пулемета, обернулся к спутникам с воплем: — Это не он!.. Спаса...

Выросшие вдруг словно из-под земли черные тени уже окружили растерявшихся путников плотным кольцом, тявкнул пару раз и заткнулся автомат Чебрикова, гулко бабахнула двустволка в руках у Жорки...

Николай почувствовал, как черная, лохматая, страшно воняющая не то мокрой псиной, не то бездомным бродягой туша навалилась на него, сшибая с ног, обдавая смрадным дыханием, и, воткнув ствол пистолета куда-то в спутанную не то шерсть, не то мех, два раза нажал на спуск. Взревев, чудовище стиснуло жесткими корявыми пальцами горло милиционера, но сила уже уходила из простреленного в упор двумя девятимиллиметровыми пулями тела, и издыхающий монстр смог лишь больно оцарапать горло длинными когтями, обильно орошая лицо капитана чем-то густым и теплым. Борясь с омерзением, Александров попытался столкнуть с себя бьющегося в агонии людоеда, но тут где-то совсем рядом оглушительно громыхнуло и, словно в ответ, что-то звонко лопнуло в ушах, отдавшись мгновенной острой болью в голове... Николай почувствовал на миг странное облегчение, холод и вонь отродясь не мытого противника отодвинулись в сияющую пустоту и последним, что успело пронестись в его голове, было: «Успел-таки Владимирыч с гранатой-то...»

Лицо обдало ледяным холодом, перехватившим дыхание, и тут же без перерыва что-то тупое и твердое, представившееся огромным, словно танк, врезалось в бок так, что хрустнули ребра и екнула внутри какая-то мелкая, но очень болезненная деталь организма.