Андрей Саргаев - КОРМУШКА

- Молчи уж, герой! Идти сможешь?

- Смогу, - парнишка стиснул зубы, встал, и тут же вскинул ружьё навстречу метнувшейся белой тени.

Щелчок, промокший патрон дал осечку. Васька замер, изумлённо глядя.

- Вася, где мальчишки? - Лена бросилась вперёд и ухватила зверя за загривок. - Ты видел? Кто стрелял?

"Прекрати трясти - голова отвалится. Люди. Увезли".

- Кто?

"Большой серый автомобиль. Человек с ружьём больше не живёт".

- На "Уазике"? - растерялась девушка. - Но это же… это же наши?

"Двое с запахом деревни. Трое чужих. Было четверо. Защитить не смог - привели за собой стаю. Отгонял".

- Саня, рация цела? - брат угрюмо помотал головой и показал пробитый, да ещё и побывавший в воде аппарат. - Хреново.

"Что это обозначает?"

Лена объяснила, как смогла. И представила мысленно, для наглядности.

"Хорошее определение. Максимум информации при минимуме текста. Что делаем, командир?"

- Есть предложения?

- Возвращаемся домой и всех мочим! - Санёк посмотрел на зверя. - А потом ты всех съешь. Без соли и хлеба.

Васька склонил голову набок:

"Что он говорит?"

- Ерунду городит. Хотя… Тех, что на машине были, запомнил?

"Смотри в глаза".

Переброшенная информация рванула в мозгу подобно гранате. Двое знакомых возле "Уазика"… остальные чужаки. Перекошенное лицо стрелка крупным планом. Хорошо виден открытый в крике рот с блестящими коронками, безумные от нестерпимой боли глаза… и мысли. В них кровь. Лежащий в тёмной луже дядя Валера с ножом в руке, рядом ползает, пытаясь затолкать кишки в распоротый живот, Малов-старший, который пацифист. Охранник с ворот, тот самый, с липким взглядом, стреляющий Сотскому в голову. Чужие люди в светло-серых кольчугах с автоматами и помповыми ружьями, сгоняющие народ на площадь. Бьющееся стекло в родном доме - очередь из подвального окошка сметает троих чужаков, упавших, как высыпавшиеся из коробки карандаши. Взрыв. Пули, выбивающие красную крошку из кирпичей. Запах бензина… щелчок зажигалки…

- Мама… - Лена отшатнулась, закрыла лицо руками и медленно повалилась набок.

- Мама? Что с ней? - Саня прыгнул к Ваське и ухватил за голову. Чёрные, с зелёной радужкой глаза вспыхнули нестерпимым светом, выжигающим душу, и мальчишка ткнулся зверю в лоб, затерявшись в бездонной пустоте.

Очнулся от прикосновения горячего языка к щеке, отпихнул в сторону оскаленную в улыбке морду и прошептал:

- Мама…

"Мама дома. А тут только мы".

- Вася?

"Нет, блин, это Шрек с Микки Маусом, да ещё Белоснежка с семью гномами!"

- Ты разговариваешь?

"А чего, нельзя? Вот нахрен тебе понадобилось соединение сознаний? А если бы мозги закипели к чертям собачьим? Хотя.. мне понравилось. Слов много узнал. Неприличных. Лена так не умеет".

Слева послышался стон - старшая сестра, болезненно морщась, пыталась встать на колени, упираясь в землю дрожащими руками. Саня поднялся сам, подошёл помочь.

- А ты крепкий, - Лена опёрлась на подставленное плечо. - И оклемался быстрее.

- Я мужчина!

Девушка ласково потрепала брата по макушке, едва доходившей ей до подбородка:

- Пошли, защитник.

- А оружие? И босиком?

Васька громко фыркнул и скосил глаза в сторону озера:

"Там?"

- Угу, только глубоко очень.

"Пофигу".

- Вася, ты как выражаешься?

Зверь не ответил, бесшумно растворился в камышах. Через мгновение послышался тихий плеск, и Саня повернул голову, стараясь хоть чего-нибудь рассмотреть. Бесполезно, заросли полностью закрывали обзор, встав непроницаемой стеной.

- Лен, а он плавать умеет?

- Не знаю, но зачем-то сам вызвался? Значит умеет. - Внезапно лицо девушки помертвело, и она прошептала, почти не шевеля губами. - Не двигайся, сзади двое.

- Где? - несмотря на предостережение, Санёк резко повернулся и встретился взглядом с летящим на него тварёнышем. - Кыш отсюда, уроды!

Звери, уже бросившиеся на движение, умудрились в полёте изменить траекторию и приземлились по разные стороны. Застыли. Уши прижаты, головы низко опущены… чего-то ждут.

- Проваливайте, говорю! - Саня замахнулся ружьём, но ударить не успел - твари скрылись так же внезапно, как и появились. И погрозил вдогонку кулаком. - В задницу себя поцелуйте, придурки!

- Фу, какой ты грубый! - старшая сестра не забыла своих обязанностей по воспитанию, но делала выговор с чуть подрагивающим подбородком. - Разве так можно?

Появившийся из камышей Васька, мокрый, и с сапогом в зубах, не согласился:

"Правильно сказал. С ними по другому нельзя - команды должны выполняться".

- Все?

- Все, исключений нет. Иначе - самоликвидация".

- Но последняя…

"А это уже их проблемы. Приказ начальника - закон для подчинённого. Обувайся, сейчас остальное принесу. Рыбу захватывать?"

- Патронов мало, - в который раз пожаловался Санёк, ощупывая патронташ, снятый с убитого Васькой чужака. - А у тебя вообще нет.

Лена в ответ грустно улыбнулась и развела руками - поднятые со дна озера боеприпасы хоть и были для надёжности залиты пчелиным воском, но доверия не вызывали. У брата такие же, но из четырёх опробованных три дали осечку. Трофейную двустволку ему и отдала, оставшись с одной лишь шашкой на ремне через плечо, да "Сайгой" вместо дубины.

- Зачем тебе патроны? Стрелять собрался? А пробовал когда-нибудь в живых-то?

Пацан повернул голову, и в зрачках отразилось невидимое пожарище, тут же смытое волной рассудочного, контролируемого безумия.

- Сегодня и попробую.

- Саня!

- Что? - показалось. Будто в голосе мелькнуло низкое горловое рычание, а сам он стал выше ростом. - Я мужчина.

- Говорил уже.

- И повторю. Не смог защитить - хотя бы отомщу.

- Кому?

- Найдём. Вместе найдём.

Васька вслушивался в разговор, потом вмешался:

"Право на месть - священно. Помочь в этом - обязанность".

- Как? Как ты нам поможешь?

Они втроём наблюдали да деревней, спрятавшись в высокой траве почти у самой стены. Когда-то картофельное поле заросло чернобыльником и лебедой выше человеческого роста, а выкосить этот бурьян просто не успели, ограничившись для страховки от тварёнышей проволочными ловушками. Впрочем, Ваське они нисколько не мешали, он отодвигал петли лапой, вытаптывая полянку и сектор обзора. А Дуброво притихло, только изредка доносилась неразборчивая ругань, пьяные выкрики, да ещё поднимался дымок в том месте, где совсем недавно виднелась крыша родного дома. Сейчас её не было, и при взгляде туда сами сжимались кулаки, и во рту появлялся солоноватый привкус крови от прокушенной губы.

Санёк отворачивался. Мужчины не плачут, а то, что стекает по щекам, это не слёзы - это уходит детство. Уходит, забирая с собой и несостоявшуюся юность, оставляя в душе пустоту, заполняемую горечью. И он откуда-то знает, что смыть ту горечь можно только чужой кровью. Первобытное чувство? Нет, сладкое и восхитительное предвкушение справедливой мести. Она должна, обязана совершиться, иначе… иначе душа просто выгорит изнутри. И умрёт сам, задохнувшись под толстым слоем горячего пепла. Выбора нет, как и вариантов.