ХОВАРД ФАСТ - ПОСЛЕДНЯЯ ГРАНИЦА

– Но ведь эти трое убежали? – осторожно напомнила ему Люси.

– К чёрту их!… Извини, пожалуйста, Люси. Пойми, я не уверен, что они действительно убежали. Я ни в чём не уверен.

– Но ведь в агентстве решительно все знают, что они убежали. Дело пойдёт ещё хуже, если индейцы начнут убегать, когда им взбредёт в голову.

– Так-то оно так…

– Поэтому ты и должен сказать Маленькому Волку или Тупому Ножу, что эти трое должны вернуться, и тогда всё уладится.

– Разве они могут вернуть этих людей! Ах, ты не понимаешь, Люси! Дело не в этом, не в трёх людях, а в том, что вся политика, которая проводится здесь, в резервациях, никуда не годится – нельзя сажать целое племя в тюрьму! – Он замолчал, затем тряхнул головой: – Нет, наказать их за этих трёх нужно, но только не так. Ведь Мизнер туда пушку отправил. Он способен выпустить по стоянке несколько снарядов. Что я тут могу поделать!

– Пошли кого-нибудь. Ведь ты пока ещё хозяин в Дарлингтоне.

– Верно… Сегер мог бы поехать туда и заставить их подождать, пока я не переговорю с вождями. Это лучше, чем действовать так, как Мизнер.

Он надел шляпу и отправился на поиски Сегера.

Майлс немного успокоился: он всё-таки что-то предпринимает; каковы бы ни были результаты, у него будет хоть это маленькое удовлетворение. Да и Сегера не запугать каким-то армейским офицерам. И, уж конечно, Майлс, как агент, имеет право приказывать и добиваться соблюдения закона у себя в агентстве.

Пока Сегер седлал лошадь, Майлс говорил долго и убедительно не столько для Сегера, сколько для того, чтобы самому отделаться от сомнений.

Он просил Сегера поспешить – это было самое важное. По всей вероятности, Маленький Волк не покорится. Слыханное ли дело, чтобы Шайены подчинялись! Разве только когда убеждались сами, что не правы. И он просил Сегера не задерживаться и предотвратить если не новую войну с индейцами, то хотя бы их избиение.

Сегер невозмутимо выслушивал докучливые просьбы и инструкции Майлса и только кивал головой.

– Сделаю всё, что смогу, – сказал он. Когда Сегер поднялся на холм, где расположился лагерем эскадрон «Б», уже наступили сумерки. Всюду было так тихо, что ему сначала почудилось, будто дело уже кончено и Майлсу придётся улаживать всё это только со своей совестью. Но вскоре он разглядел в полумраке неподвижные фигуры солдат с ружьями, молчаливо сидевших по всему гребню холма. А внизу, в лощине, точно светляки, мерцали костры индейской стоянки.

Он вздохнул с облегчением и спросил окликнувшего его часового:

– Кто здесь командир?

– Капитан Мэррей!

– Пропусти меня к нему. Я – Сегер, из агентства. Весь день вплоть до этой минуты Мэррей откладывал атаку. Сначала он был занят приготовлениями к ней, а покончив с ними, решил изучить тактические условия создавшейся обстановки. Однако он знал отлично, что никакой особой тактики не потребуется, надо будет просто выпустить несколько снарядов, а затем войти в стоянку и захватить в плен воинов. По мере того как время шло и оттягивание решения не приносило никаких результатов, настроение его всё ухудшалось. Даже сержант Келли боялся обратиться к нему, и Мэррей едва не обрушился с яростью на лениво развалившегося под деревом следопыта, заплевавшего табачным соком всё вокруг.

Беда заключалась в том, что капитан теперь понял всю безнадежность предстоящей задачи: ему не захватить в плен даже и половины мужчин. Шайены будут сражаться, и он потеряет с десяток солдат, потом ему придётся хоронить изувеченные тела женщин и детей. В результате возникнет бесполезная, бессмысленная война с индейцами, которая может охватить пожаром чуть не половину прерий и оставит за собой мёртвых, раненых, разбитые жизни. И то обстоятельство, что Мизнер взвалил всю ответственность на него, вызывало такую ненависть к полковнику, какой он никогда ни к кому не испытывал. И сам он попал в капкан – ему нельзя ни идти вперёд, ни отступать. Он знал слишком хорошо, какой властью располагает командир полка в прериях, когда дело идёт о том, чтобы выдвинуть или испортить карьеру подчинённым ему офицерам.

Поэтому он с часу на час откладывал неизбежное решение, и когда наконец увидел Сегера, то почувствовал, будто само небо протянуло ему руку помощи. Он радостно приветствовал его.

– Добрый вечер, капитан, – сказал Сегер. – Я вижу, вы загнали дичь, но ещё не приступили к настоящему делу.

– Засадить пятьдесят Воинов Собаки в тюрьму – дело нелёгкое.

– Вы правы. И я думаю, вы понимаете, что на этот раз ваш полковник перестарался.

– Разве?

– Мне кажется. И агент Майлс того же мнения. Возможно, что и Управление по делам индейцев взглянет на это дело так же, и если ваша милая гаубица начнёт швырять снаряды в стоянку, поднимется просто чёрт знает что. Может быть, даже Вашингтон всполошится, и ваш всемогущий полковник Мизнер сядет в настоящую калошу. Вы не думаете, что ему может достаться на орехи?

– Возможно, – уклончиво заметил капитан, с трудом стараясь не улыбнуться: такое он почувствовал облегчение.

– Эти индейцы всё ещё находятся в пределах резервации, а это означает, что они пока состоят в ведении агента Майлса, а не военных властей. И Майлс серьёзно предостерегает вас: он будет считать ответственными всех офицеров вашего полка, если что-нибудь случится. Вы не имеете права арестовывать Шайенов, и полковнику это известно. Хотите, чтобы я всё это изложил письменно?

– Нет, не нужно, – сказал Мэррей.

– Вы намерены здесь оставаться всю ночь?

– Придётся, если только не установлю связи с полковником Мизнером и не получу дальнейших распоряжений. Но я не буду беспокоить ваших драгоценных индейцев, а буду только держать их под наблюдением.

– Полагаюсь на ваше слово, капитан,-кивнул головой Сегер. – Я спущусь в лагерь и попытаюсь уговорить вождей, чтобы они пришли поговорить с агентом Майлсом. Так что не открывайте стрельбу, если кто-нибудь появится из темноты.

– Дело довольно рискованное, – заметил капитан. – Они знают, зачем мы здесь.

– Разве? Ну, предоставляю военным всё видеть в мрачном свете, я же рискну. Не думаю, что они подстрелят меня.

– Хотите, чтобы Джески отправился с вами в качестве переводчика?

– Джески? Нет, я знаю немного по-шайенски: думаю, что этого хватит. Я не хочу, чтобы со мной был кто-нибудь, имеющий отношение к армии.

– Ладно, идите. Шкура-то ваша.

Мэррей видел, как Сегер тронул коня. Сегер не проехал и нескольких шагов, как исчез в густеющем мраке. Слышен был только топот его коня, да и тот скоро замер вдали. Долгое время Мэррей сидел неподвижно там, где Сегер покинул его, и смотрел на мерцавшие костры индейской стоянки, на слабо светившиеся палатки, похожие на фонари из тыквы. Огонь просвечивал только через верхнее отверстие или в местах, где бизоньи шкуры прохудились.