Надежда Попова - Natura bestiarum.

Амалия застыла, растерянно переводя глаза с него на сына, явно не понимая, надлежит ли расценивать его слова как похвалу; Бруно вздохнул.

— Макс молодец, — кивнул помощник, исподволь бросив недовольный взгляд на свое начальство. — И ты тоже. Держись. Половина ночи позади, и скоро все закончится.

— До следующей ночи, — возразила та с тоской. — Не знаю, как я смогу это выдержать… Ведь теперь я не смогу выпустить его наружу, как прежде — там эти существа, и вот так держать его ночами здесь опасно тоже — там, внизу, этот человек… Он не раз говорил, что убьет оборотня на месте, когда изобличит его, и что же станется, если он сюда войдет?

— Не войдет, — возразил Курт, рукоятью вбив раму окна поглубже в проем, и отступил, оглядывая результат своих трудов. — Но если даже и так — я обещал Максу защиту, а значит, в обиду не дам.

— Не поднимете же вы руку на человека! — довольно неуверенно возразил Амалия и запнулась, когда он передернул плечами. — Я просто буду молиться, чтобы беда миновала.

— Поможет скоротать время до утра, — одобрил Курт, подтолкнув помощника к двери. — Идем-ка, не то, в самом деле, как бы не взбрело ему в голову заглянуть сюда. Это и впрямь было бы неуместно.

Ван Аллен от мысли том, чтобы разгуливать по комнатам, был далек — все его внимание было поглощено темнотой по ту сторону двух бойниц; темнота отзывалась свистом метели, сквозь который прорывалось далекое рычание, то злобное, то болезненное. Здесь ветер дул вскользь, пронося снежную крошку мимо, и охотник стоял вплотную к бойницам, почти вывесившись наружу.

— Что ты там надеешься увидеть? — уже не в первый раз, судя по унылому тону, выговорил Карл Штефан, зябко обхватив себя за плечи и сместившись к самому очагу. — Темень — глаз выколи… Майстер инквизитор, скажите ему — пусть закроет, наконец. Дует.

— Сколько было у тебя? — никак на его слова не ответив, спросил Ван Аллен, не оборачиваясь.

— Четверо.

— И здесь трое, — хмуро сообщил тот, все так же глядя в темноту. — Семеро. И вожак. Восемь… Скольких удалось задеть?

— Один уцелел.

— Неплохо, — кивнул охотник и, вздохнув, развернулся, спустившись с галереи в зал. — Закрой, — приказал он, кивнув неудачливому возлюбленному, и тот возмущенно вскинул голову:

— А почему я?

— Потому что я так сказал! — повысил голос Ван Аллен; Вольф поморщился, отстранив с пути насупленного парня, и двинулся к лестнице.

— Я закрою, — отмахнулся он. — Все равно как надо не сделает.

— Уцелел один, — неспешно произнес охотник, проследив взглядом за тем, как хозяйский сын поднимается к бойницам. — Неплохо, — повторил он, усевшись за стол напротив Курта. — Я зацепил всех троих; если у него в кустах не запрятана армия, сейчас под его началом осталась одна-единственная тварь, пусть целая и здравая, но порядком напуганная. Прочие восстановятся не скоро, посему, надеюсь, до утра они отвяжутся.

— Уверен? — уточнил фон Зайденберг хмуро, и тот огрызнулся:

— Я сказал «надеюсь». В подобном положении мне бывать пока не доводилось, и я даже представления не имею, что еще они могут учудить. Обожженные будут приходить в себя еще несколько часов, до самого рассвета, когда станут просто людьми… тоже, кстати, неведомо что могущими выкинуть… Но если, назло моим надеждам, уцелевший оклемается от испуга довольно скоро, то под началом нашей безрукой животины все же будет одна тварь, способная к активному действию. Дверей он, конечно, в одиночку не вышибет, но все равно в его арсенале возможностей немало. Посему — все ж не расслабляйтесь.

— Есть и хорошее, — с улыбкой произнес Вольф, с рамой в руке стоящий у бойницы. — Они не каменные, и их можно победить.

— Господь смилостивился, — согласно закивал торговец, зажавшийся в угол у очага. — Господь не дал на растерзание дьявольским созданиям детей своих. Чем бахвалиться своими победами, мальчик мой, лучше вознеси благодарение Богу. Жив Господь и благословен защитник мой! Да будет превознесен Бог, убежище спасения моего. Ибо кто Бог, кроме Господа, и кто защита, кроме Бога нашего…

— Ну, — обиженно возразил Вольф, — мы ж не сидели сложа руки, так? Это мы их отогнали. И ведь мы были не готовы, и все равно смогли проучить их; а теперь они нас врасплох не застанут.

— Не торжествуй слишком, — одернул его Ван Аллен. — А лучше призадумайся над тем, что сам сказал: не были готовы . А должны были б.

— Ну, откуда нам было… Мы мирные люди. Как мы можем быть готовы к вот такому вот?

— Не повезло с отцами-параноиками, — заметил Курт, и охотник скорчил мину, раздраженно поджав губы, когда склонившийся к бойнице Вольф издал неприятный, сипящий смешок.

— Не вижу, над чем потешаться… — начал Ван Аллен и замер вдруг, через мгновение вскочив на ноги одним резким движением.

Хозяйский сын не смеялся. Он стоял, выгнувшись и держась за шею ладонями, и сквозь пальцы неторопливо, точно масло, струилась ярко-красная жижа — в горле чуть правее кадыка торчал узкий и плоский, словно нож, кусок льда, пущенный со двора трактира чьим-то немыслимо мощным броском. Кровь плавила лед, проторивая себе дорогу; Вольф пошатнулся, отступив назад, толкнулся спиною в перильца, ограждающие галерею, и рухнул на площадку перед бойницами, судорожно содрогаясь всем телом.

— Вот ведь дерьмо… — ошарашено произнес Карл Штефан спустя миг тишины.

— Вольф… — растерянно выронил Велле и крикнул уже во весь голос, сорвавшись с места: — Вольф!

— Стоять! — рявкнул Курт, метнувшись ему наперерез, и, схватив за локоть, отшвырнул назад. — К окнам не подходить!

— Там мой сын! — вымолвил трактирщик, сорвавшись на стон, пытаясь прорваться вперед, и Ван Аллен шагнул в сторону, преградив ему путь и оттолкнув.

— Ему не поможешь, — жестко одернул охотник. — Он умрет меньше чем через полминуты.

— А я должен стоять и смотреть на это?!

— Не смотри, — кивнул тот. — Но подставиться этой твари мы тебе не позволим.

— Иди к их комнате, — шепотом велел Курт, подтолкнув помощника в плечо. — Сейчас на крик прибежит его жена, а это совершенно ни к чему — вот тогда точно начнется хаос и паника. Предотврати.

— Как?

— Придумай. Бегом. Перехвати и удержи любыми способами… Всем стоять на месте, — повысив голос, приказал он. — К бойницам не подходить.

— Там мой сын… — уже едва слышно вымолвил Альфред Велле, обессиленно опустившись на скамью позади себя; Курт на миг обернулся к площадке, с края которой на пол трапезного зала струился тонкий рдяный ручеек.

— Он умер, — чуть сбавив тон, но по-прежнему строго произнес он. — Ему ты уже не поможешь и уж тем паче ничего не исправишь, если ляжешь рядом… Всем оставаться на месте, — повторил Курт, обведя взглядом притихших оборонителей. — Я закрою ставни.