Андрей Бондаренко - Клоуны и Шекспир

Каменистая пустошь, узкая осиново-ракитная полоска, молоденький густой ельник, заполненный понизу пышными белыми мхами, чёрный провал под ногами…

– Стой! – скомандовал Лёнька. – Свалимся – костей не соберём… Мать его!

По склону сопки змеилась бездонная пропасть шириной метров в пятнадцать-двадцать. На противоположной стороне пропасти росла высокая берёза, посередине ствола которой расположилась, крепко обняв ствол дерева руками и ногами, человеческая фигурка – женская, судя по характерным очертаниям и длинным ярко-рыжим волосам. А под берёзой, утробно и плотоядно рыча, стоял-топтался на задних лапах огромный тёмно-бурый медведь.

– Сука! Тварь! – отчаянно кричала женщина. – Морда! Урод косолапый! Гнида блохастая!

На каком языке вопила рыжеволосая барышня?

«Хрен его знает», – подумал Макаров. – «В том плане, что на абсолютно понятном…».

Косолапый, обхватив передними лапами ствол берёзы, принялся раскачивать дерево в разные стороны.

– Помогите! – разнёсся по округе испуганный женский призыв. – Голова кружится…. Помогите!

Даниленко, сбросив на ходу наплечную сумку и красную буровую куртку, подбежал к краю пропасти и завопил, отчаянно стуча кулаками по груди:

– Стоять! Гнида! Урою! А-а-а-а!

– И на каком языке нынче выражается Серёга? Чёрт, и не разобрать. Коварная штука – быть полиглотом…, – пробормотал Лёнька, после чего подобрал с земли подходящий по размерам гранитный булыжник и, наскоро прицелившись, метнул.

Попал, ясная норвежская зорька. Дело-то нехитрое. Прямо в жирную тёмно-бурую холку. Раз – попал, два – попал, три – попал…

– Рр-ыы!? – непонимающе обернулся медведь.

«Мол, какого хрена?», – мысленно перевёл Макаров, после чего метнул очередной камень.

Попал, понятное дело, как и учили – в своё время. Прямо в правый янтарный глаз.

– У-у-у! – обиженно заблажил мишка. – А-а-а!

– Вот, а я о чём? – продолжал лицедействовать на самом краю пропасти Тиль. – Пшёл вон, скотина косолапая! Я – Кинг-Конг! Или этот…. Как там его? Тарзан, мать его, в джунгли заглянувшую. Тарзан! На части порву, сожру и не поморщусь! А-а-а-а!!!

Медведь, получив по лбу очередным булыжником, рявкнул напоследок, развернулся и бодро – со всех лап – затрусил вниз по склону.

– Ага, испугался, уродина короткохвостая? – бестолково прыгая вдоль края пропасти, обрадовался Даниленко. – Догоню – урою на хрен! Ату его! Ату…

Рыжеволосая девушка – грациозно до безумия – спустилась с берёзы и, присев в некоем подобии книксена, поблагодарила:

– Спасибо, великодушные странники. Помогли, выручили, спасли, спору нет…. Засим – прощаюсь. Извините. Дела. Увидимся, клоуны…. Белобрысый!

– Ик…. Я здесь! – некстати засмущался Даниленко. – Всегда, мадам, к вашим услугам.

– Сам мадам, твою мать. Увидимся, короче. Подходи, второй дом за церковью. Если, понятное дело, не слабо.

– Кому это, блин, слабо?

– Сам – блин! Вернее, у твоего упитанного приятеля, умеющего так метко камушки бросать, физиономия блин напоминает. Увидимся…

Девица – высокая, стройная, фигуристая – гордо удалилась.

– Знатная краля, – мечтательно вздохнул Тиль. – Чем-то на мою Светку похожая. Только медно-рыжая. Хотя, цвет волос – применительно к женскому полу – понятие относительное. Никогда точно не знаешь – кто перед тобой. Мол, блондинка, брюнетка или же шатенка? До тех пор, естественно, пока конкретного интимного места не видел…. Вот, Светлана, к примеру, кто?

– Брюнетка.

– Не угадал, братец. У моей драгоценной жёнушки природный цвет волос светло-русый. Для чёго, спрашиваешь, она регулярно красится в угольно-чёрный? Дурь обыкновенная. Считает, чудачка законченная, что русый – плебейский цвет. А чёрный, наоборот, благородный…. Надо будет и с этой рыженькой разобраться. Или же, хотя бы, попробовать. Когда пылает кровь, как щедр язык на клятвы. Как часто нас спасала слепота [15]…

– Одета твоя тутошняя симпатия достаточно странновато, – глубокомысленно нахмурился Леонид. – Какая-то длинная светло-серая рубаха, расшитая бурыми ромбическими узорами. Меховая безрукавка. На ногах – дурацкие войлочные боты с уродливыми прямоугольными носами, из серии: – «Прощай, молодость…». Ещё этот мужик с ослом, рассуждавший о жестокосердном короле Филиппе и герцоге Альбе [16]…. Имелся в виду испанский король Филипп Второй [17]?

– Стоп, стоп! – насторожился Даниленко. – О каком историческом периоде, собственно, идёт речь?

– Седьмое десятилетие шестнадцатого века.

– Ты хочешь сказать, что мы – совершенно непонятным образом – «перенеслись» в Прошлое?

– Это всего лишь версия, – легкомысленно хмыкнул Лёнька. – А, что здесь такого невероятного и удивительного? Про аналогичные фортеля пишут в каждом втором современном фантастическом романе. Сегодня, понимаешь, научно-популярная фантастика. А завтра – скучная бытовая реальность. Бывает…

– Самый разгар шестнадцатого века, говоришь? Ну-ну…. Посмотри-ка правее берёзы. Что теперь скажешь?

– Массивный каменный идол с одним глазом. Грубая работа.

– Почему это – грубая? – неожиданно обиделся Тиль. – Нормально, на мой вкус, сработано. В лопоухих каменных ушах даже массивные серьги висят, щедро усыпанные сверкающими камушками, а на запястьях длиннющих рук имеются серебристые браслеты…. Интересно, а как зовут этого приметного каменного дяденьку?

– Скорее всего – «Один», раз одноглазый. Самый главный и суровый скандинавский Бог…. Кстати, у ног истукана валяется – головой в луже свежей крови – мёртвая пёстрая курица. Можно предположить, что давешняя рыжеволосая девица совершала обряд жертвоприношения, вот, оголодавший медведь и заявился – на запах крови.

– Обряд жертвоприношения в шестнадцатом веке? По идее, сейчас католицизм должен безраздельно властвовать вокруг. Не вяжется как-то.

– Очень даже вяжется, – заверил Макаров. – Язычество – штука наисильнейшая. Оно медленно отступает, упорно и настойчиво цепляясь за каждый оборонительный рубеж…. Может, дальше двинемся?

– Двинемся, не вопрос…. Сосиски у тебя?

– Ага.

– Доставай по одной. Слегка перекусим на ходу…

Они вернулись на дорогу и зашагали прежним маршрутом. То есть, на юго-запад.

Солнышко постепенно раскочегарилось, вокруг заметно потеплело. В густом кустарнике беззаботно перекликались мелкие пичуги. Рыжие упитанные белки, ловко перепрыгивая с одного дерева на другое, увлечённо гонялись друг за другом.

– Странно, что грибов нигде не видно, – проворчал Лёнька. – Середина июля месяца – применительно для лесотундры – начало полноценного грибного сезона. Маслята, по крайней мере, уже должны переть во всю Ивановскую…. А, что у нас с голубикой? Она, такое впечатленье, ещё даже и не цвела. Ерунда ерундовая, мать её…