Андрей Бондаренко - Клоуны и Шекспир

Он плавно опустился на колени и принялся, осторожно и неторопливо раздвигая ладонями высокую траву, охотиться за шустрыми насекомыми, издававшими размеренное потрескиванье.

Увлекательное это занятие, доложу я вам. То есть, не менее интересное, чем – собственно – рыбная ловля. На мой вкус, конечно.

Первый кузнечик, второй, пятый, десятый…

«Может, это, и вовсе, не кузнечики?», – задумался Леонид. – «Стрекочут, ведь…. Следовательно, являются сверчками? Интересный поворот…. А это ещё что такое? Кто-то поёт?

Он – чисто на всякий случай – притаился за высоким кустом чертополоха и машинально отметил про себя: – «Какие крупные тёмно-фиолетовые соцветия! Красота…. Надо будет завтра сюда Иефа привести. Чёртополох – в любом виде – является его любимым лакомством. Хоть засохшие прошлогодние плоды, хоть недавно распустившиеся цветы, хоть грубые и пыльные листья…. Ага, голос постепенно приближается. Причём, очень приятный и мелодичный…».

Девичий голосок с чувством напевал:

Макаров осторожно выглянул из-за куста чертополоха и тихонько прошептал:

– Совсем ещё молоденькая девчушка. Лет семнадцать, наверное. Может, и меньше…. Невысокая, но очень-очень стройная. Светлые, почти белые волосы до плеч…. Точно так же – когда-то, безумно давно – выглядела Наташка, моя бывшая жена. Бывшая? Безо всяких сомнений. Бывшая…. Куда, интересно, идёт – на ночь глядя – эта белобрысая девица? Солнце уже на три четверти диска забралось на ночлег, то бишь, за изломанную линию горизонта. Не обидели бы малышку. Тутошние ночи, они очень беспокойные и тревожные…. Как там пела голосистая барышня? Пламенем? Пламенем – славным. Хочешь – зови. Не зови…. Вон и пламя горит – на берегу канала. Наш походный костёр, понятное дело…. Ох, как же не спокойно на Душе. Вдруг, откуда не возьмись, появилось чёткое ощущенье, что спокойный жизненный период заканчивается. Спокойный «фламандский» жизненный период, я имею в виду…

Ему снилась симпатичная и улыбчивая девчушка – светленькая, улыбчивая, мечтательная. Та самая, вчерашняя, звонко певшая о неведомых бархатных струнах.

Светло-серые задумчивые глаза, неправдоподобно-пушистые ресницы, маленький аккуратный нос, скупо покрытый смешными рыжими веснушками, карминные, изысканно-очерченные губы, выпуклые щёки, украшенные милыми ямочками, прямые льняные волосы с платиновым оттенком-отливом…

«Ну, и фигурка – дай Бог каждой Евиной дочери», – педантично отметил Лёнька. – «Ярко-выраженная талия, грудь размера, скорее всего, третьего. Бёдра, опять же…. Ноги? Дурацкое платье – почти до самой земли – мешает рассмотреть. Будем надеяться, что стройные и длиннющие. Короче говоря, настоящий и полноценный идеал женской красоты. По моим личным понятиям, ясная лавочка из карельской берёзы…. Да, девица, определённо, похожа на мадам Натали, бывшую когда-то моей законной супругой. Внешне, понятное дело, похожа. Но и отличия – почти сразу – бросаются в глаза…. Наташка была женщиной целеустремлённой, шумной, требовательной и скандальной. Была? Была! Ей бы старшим прапорщиком служить во внутренних российских войсках. Местная же светловолосая барышня, она…. Она совсем-совсем другая. Какая? Ну, э-э-э…. Тихая, скромная, нежная, немногословная, умеющая слушать и слышать, всё понимающая. Настоящий и полновесный идеал женской сущности, короче говоря…. Как, интересно, её зовут? Может, вообще, имеет место быть очередное подтвержденье знаменитой теории «двойников», проживающих в разных параллельных Мирах?».

Неизвестная светловолосая красавица куда-то шла по узкой проселочной дороге и негромко напевала – одну за другой – короткие и немудрёные, но очень мелодичные песенки.

Поля, засеянные пшеницей, овсом и ячменём, чередовались с травянистыми лугами, на которых беззаботно паслись стада чёрно-пегих коров, белоснежных коз и разноцветных овец-баранов. На смену лугам появлялись-возникали (во сне, понятное дело), ухоженные яблоневые и вишнёвые сады. На низеньких покатых холмах – сквозь лёгкую туманную дымку – проступали стройные ряды виноградников.

– Как же заговорить с прекрасной светловолосой незнакомкой? – прошептал Макаров. – Надо же, чёрт побери, и познакомиться…. Кто это тенят меня за ногу?

– Потом познакомишься, – ответил насмешливый знакомый голос. – В следующем сне. Вставай, оболтус толстощёкий. На рыбалку пора. Вылезай. Жду…

Повздыхав и наспех протерев ладонью глаза, Леонид выбрался из повозки.

Заря ещё только занималась. Западная часть неба была загадочно-темна, а на востоке робко и чуть смущённо тлела тонкая ярко-розовая полоска. Вокруг – на стареньком тенте фургона, на ободах колёс, на траве и на полевых цветах – наблюдались крупные капли росы. Со стороны ближайшего орешника доносился размеренный дружный посвист – там изволили почивать Иеф и Тит Бибул Шнуффий. Тихонько шипя и изредка постреливая крохотными аметистовыми угольками, догорал костерок, рядом с которым была расстелена толстая войлочная кошма.

– Как, брат, спалось? – с хрустом потянувшись, спросил Лёнька. – Не замёрз, часом?

– Терпимо, – бестолково копаясь в кожаном дорожном бауле, отозвался Тиль. – Ночи, слава Богу, пока тёплые.

– А, что у нас с окружающей обстановкой? Всё спокойно?

– Более или менее. Только у канала – там, ближе к Брюгге – костёр горел всю ночь. Да ещё далёкий женский голос что-то – время от времени – напевал…. Ну, готов?

– Пописать бы…

– Мяу-р-рыы! – раздалось из недр фургончика. – Мяу! Мр-р-р!

– Фил проснулся, – хмыкнул Макаров. – Тоже, наверное, захотел по нужде. Ну, и, понятное дело, пожрать. Теперь не отступится от своего. В том плане, что не замолчит. Упрямый очень.

– Сам знаю. Ладно, писай. А я займусь нашим пятнистым избалованным котёнком.

Через пару минут Фил был выведен из клетки.