Андрей Бондаренко - Клоуны и Шекспир

– Где взять-то?

– Вон, на камушке лежат. Типа – монетки. Это Иеф заработал сегодня. Не забудь с ним поделиться. Например, купи сочной морковки. Ну, и про Шнуффия с Филом, понятное дело, не забудь. Иначе, в гости не ходи, обидятся и, сговорившись, загрызут бедного осла. Шутка, ясные морские угри…. Ладно, тащи, брат ван Либеке, пацанскую обувь-одежду. Да и мой кожаный дорожный баул прихвати.

– А, как же с рыбой? Когда будем её потрошить?

– Потом. Задачи и проблемы надо решать последовательно, одну за другой. По мере их важности. В строгом порядке.

– Что вы задумали? – насторожилась девушка.

– Ты. Мы же договаривались.

– Хорошо. Что ты задумал?

– Ничего особенного. Побудешь некоторое время мальчиком. То бишь, юношей из бродячей цирковой труппы. В моём бауле имеются дельные ножницы. Сейчас, на скорую руку, сварганим тебе новую причёску…

– Не дам – обрезать волосы! Ни за что.

– Вот же, засада, – огорчился Даниленко. – Уговаривай её теперь…. Гудзак, дружок закадычный. Поговори-ка со своей сердечной зазнобой. Будь так ласков.

– Иди ты в ж…, в жопеньку, – помня о присутствии молоденькой барышни, смягчил фразу Леонид.

– Поговори. Не капризничай.

– Кхы-кхы. Э-э-э…. Неле.

– Что?

– Надо срезать волосы. Уленшпигель прав.

– Хорошо, Ламме. Как скажешь. Надо, так надо.

– Вот, и ладушки, – обрадовался Тиль. – Из послушных девочек, как правило, получаются отличные жёны. Повезло некоторым лысоватым пузанам…. Эй, Франк! Где тебя черти носят?

– Уже иду…

Стрижка заняла минут десять-двенадцать.

– Готово! – громко щёлкая ножницами, объявил Даниленко. – Принимайте работу, господа и дамы!

– Ну, как? – испуганно глядя на Лёньку, спросила Неле.

– Ты и до этого была красавицей, – успокоил Макаров. – А сейчас стала ещё…м-м-м, симпатичней и пикантней.

– Спасибо, Ламме. Хотя, значение последнего слова мне не ведомо. Извини…

– Ладно, голубки белокрылые, прекращайте болтать, – понимающе улыбнувшись, велел Тиль. – Успеете ещё поворковать…. Хватай, юная фламандка, этот узел с одеждой-обувью, следуй вон в те кусты и переодевайся.

Вернувшись (уже в новом обличье), на поляну, Неле, заметно смущаясь, спросила – с кокетливыми нотками в голосе:

– Ну, похожа я на мальчика?

– Не очень, – признался Леонид.

– Почему?

– Э-э-э…

– Сиськи выпирают из-под робы, – бухнул нетактичный Франк. – А, как известно, у мальчишек ничего подобного не наблюдается.

– Я, честное слово, не виновата, – покраснела до корней волос девушка. – Что же теперь делать?

– Не волнуйтесь, ребятки, – лукаво усмехнулся Даниленко. – Добрый дядюшка Уленшпигель уже спешит к вам на помощь. Пожертвую, так и быть, свою праздничную широкую рубаху. Придётся, конечно, немного укоротить по длине. Рукава? Закатаем. Не вопрос…. А после этого начинаем собираться в дорогу. Франк отлавливает и запрягает лошадь. Все остальные – во главе со мной, бравым – занимаются рыбой. Ну, и прочими бытовыми моментами…

Когда с разделкой рыбы было покончено, Лёнька галантно проводил Неле к месту ночного гаданья.

– Ничего нет, – огорчилась девушка. – Ни куклы, ни серебряной чаши, ни венков. Наверное, монахи всё затоптали. Или же выбросили в канал. Жалко…. Ладно, возвращаемся.

Вскоре походная колонна тронулась к Дамме.

Возглавляла её меланхоличная пегая лошадка, влекущая вперёд старенький цирковой фургончик. Иеф и Тит Бибул старательно изображали из себя матёрых разведчиков. То бишь, беспорядочно шастали туда-сюда, нарезая круги, овалы и разнообразные спирали.

Замыкающими следовали, болтая на самые разные темы, Макаров и Неле. Вернее, говорил в основном Лёнька, а девушка, будучи от природы молчаливой, только старательно отвечала на вопросы и скупо рассказывала о повседневной жизни сонного провинциального Дамме.

– Спой песенку, – попросил Леонид. – У тебя очень хорошо получается.

– Какую?

– Ну, не знаю. Например, о любви.

– Хорошо. Как скажешь. Слушай…

– Очень хорошая песенка, – одобрил Макаров. – Красивая. Только я кое с чем не согласен. То есть, с одним утверждением.

– С каким?

– Мол: – «Только шарманка умеет любить…». Я, вот, тоже умею.

– Не уж-то? – притворно удивилась девушка, после чего, коротко улыбнувшись, пообещала: – Обязательно проверю…. Ой, отец с матушкой идут нам навстречу! Наверное, меня ищут. Ругаться будут…

Дорога в этом месте делала широкую замысловатую петлю, поэтому встречные пешеходы были как на ладони.

Черноволосый мужчина (лет сорока с небольшим), невысокий, но очень приземистый и плечистый, был одет в мешковатые тёмно-коричневые штаны и светло-серую холщовую робу. На ногах пешехода наличествовали неуклюжие деревянные башмаки, а на голове красовался бесформенный войлочный колпак.

Стройная женщина (визуально моложе супруга на несколько лет), была облачена в простенькое тёмное платье с оборками и рюшечками. Из-под кружевного чепца выбивались светлые прядки волос, а на ноги были обуты низенькие светло-коричневые замшевые сапожки, украшенные аккуратной чёрной бахромой.

«Клаас, судя по всему, является славным весельчаком и записным балагуром», – решил Лёнька. – «Хотя, сейчас выглядит очень озабоченным. И это понятно – дочка, как-никак, пропала…. Сооткин? Женщина, как женщина. Сразу видно, что очень добрая и покладистая. Только усталая. Видимо, приходится много работать…. Какие из Клааса и Сооткин, если что, получатся тесть и тёща? Поживём – увидим. Если, конечно, это самое – «если что» – случится…».

Через несколько минут повозка остановилась.

– Здравствовать вам, бродячие циркачи! – раздался мужской голос. – Хорошей дороги!

– И вам, мирные горожане, доброго дня, – ответил Тиль.