Андрей Бондаренко - Клоуны и Шекспир

– Не отвлекайся, моё нежное сердечко, – посоветовал Макаров. – Похоже, что именно сейчас мы и услышим нечто важное. То, ради чего и был организован весь этот дурацкий сыр-бор.

– Сразу стало понятно, что подлая Нель занималась запрещённым гаданьем, – объявил рыженький премонстрант. – Около костра мои спутники нашли маленькую тряпичную куклу, изображавшую Святую Екатерину Александрийскую. Ещё – серебряную чашу, заполненную свежим пеплом. И много-много венков, сплетённых из полевых цветов. Сплетённых – по языческим правилам. Вот, смотрите. Все улики доставлены…

– Где же сама девица?

– Сбежала. Оказалась ведьмой.

– Расскажи, брат Микаэль, поподробней, – заинтересовался Тительман. – Как оно всё было?

– Обыкновенно. Устроили означенной дочери обвиняемого Клааса испытание водой. Бросили в канал. А она переплыла на его другую сторону, выбралась на берег и убежала. Так всё и было. Господом нашим клянусь…

– Ничего не понимаю, – прошептала Неле. – Почему не разверзлись Небеса? Почему всемогущий и справедливый Бог не поразил этого подлого лгуна молнией?

– Может, Господь просто отдыхает? – предположил Леонид. – Притомился от трудов праведных, да и дрыхнет себе на мохнатом облаке? Например, вон на том?

– Это ты, Ламме, так шутишь?

– Точно. Шучу. Я всегда шучу. Впрочем, в каждой по-настоящему хорошей шутке присутствует только доля шутки.

– Интересно, а что будет, если я – прямо сейчас – выйду к судейскому помосту? – задумалась девушка. – Мол, так и так. Врёт всё гадкий и скользкий монах…

– Врёт? Ну-ну…. Он же сказал, что ты выплыла. Верно, ведь?

– Верно.

– А тут и ты, как раз, появляешься. Живая и здоровая. Мол, действительно, не утонула. Причём, даже волосы постригла и переоделась – по неизвестной надобности – в мальчишескую одежду…. То-то инквизиторы обрадуются такому повороту. Тут же дружно, оттесняя друг друга плечами, защёлкают кресалами, разжигая костёр…. Есть возражения?

– Нет. Ты, Ламме, прав.

– Что, брат Микаэль, можешь ещё сообщить Высокому суду? – важно откашлявшись, поинтересовался бургомистр.

– Прежде, чем убежать, богопротивная Нель вела – с противоположного берега канала – запретные речи.

– Какие именно?

– Извините, но не могу повторить, – якобы смущённо потупился монах. – Язык не поворачивается.

– А ты, брат по Вере, попробуй, – елейным голоском попросил коронный судья. – Вдруг, да и получится?

– Хорошо, попробую…. Подлая девица ругала последними словами Господа нашего и всех Святых апостолов его…

– Врёшь всё, пёс рыжий! – закричала Сооткин. – Глаза бесстыжие! Моя дочка и ругаться-то не умеет. Она – сама кротость…. Господь покарает тебя, лгун в кружевной рубахе! А мой муж никогда не давал приюта еретикам, не прятал у себя Лютеровых писаний, никогда об упомянутых писаниях не говорил и, вообще, не совершал ничего дурного.

– Молчать! – ни на шутку разгневался Тительман. – Стража, взять эту женщину! Заткнуть ей рот! Продолжай, брат Микаэль. Продолжай.

– Вот, я и говорю, что ругалась последними словами. А ещё и угрожала нам. Мол, нажалуется отцу, который, якобы, является могущественным чародеем и даже якшается с самой Чёрной колдуньей. Клянусь спасеньем моей Души, свидетельствую и удостоверяю, что говорю чистую правду.

– Чушь и бред горячечный! – возмутился Клаас. – Никогда не слышал ничего глупее. Я – могущественный чародей?

– Ты, – мрачно улыбнулся Тительман. – Я сразу это понял. По твоим самодовольным глазам. Ну, нет там ни покорности, ни благолепия. Ни единого следочка…

Инквизиторы, коронный судья и бургомистр принялись шептаться-совещаться.

– Костер ли, веревка ли. Какая разница? – тихонько перешептывались зрители. – Всё едино – смерть…

Где-то рядом жалобно заплакала женщина, негромко, но сочно ругнулся мужчина.

Через несколько минут снова зазвучал городской колокол. Позвенел-позвенел да и замолк.

– Сейчас будет объявлен справедливый и окончательный приговор, – объявил секретарь суда, после чего обратился к обвиняемому: – Хочешь, угольщик, сказать что-нибудь?

– Я трудился без устали, но зарабатывал мало. Я был добр к беднякам и приветлив со всеми. Но от судьбы, видимо, не уйти, – ответил Клаас. – Моё тело принадлежит королю Филиппу, а совесть – Иисусу Христу.

– Хорошо сказано, – усмехнулся коронный судья. – Умнеешь, негодяй, прямо на глазах. Только, извини, слишком поздно. Завтра, после восхода солнца, ты будешь сожжён. Как подлый чародей, породивший злую ведьму Нель…

– Нет! Не позволю! Не отпущу! – закричала Сооткин, но тут же, получив от широкоплечего стражника увесистую оплеуху, замолчала.

– Не отпустишь? – изумился Тительман. – То есть, так сильно любишь собственного муженька?

– Больше жизни…

– Ловлю на слове. Значит, ты готова добровольно взойти на костёр вместе с супругом?

– Молчи, Сооткин. – попросил угольщик. – Молчи.

– Говори, женщина!

– Я готова. Добровольно.

– Вот, всё и сладилось, – искренне обрадовался епископ. – Готовьте ещё одни кандалы. Кому нужна ещё одна нищенка-попрошайка? Правильно, никому…. Этих двоих казнить. А всё-всё имущество угольщика – после сожжения тел – конфисковать и разделить. Одна половина отойдёт в королевскую казну. Другая же достанется честным монахам-премонстрантам. Да, будет так. Аминь…

Неуклонно приближалась тёмная фламандская ночь. Усталое солнце нежно и чуть смущённо прикоснулось краешком диска к изломанной линии горизонта. Закат нестерпимо пылал широкими ало-малиновыми полосами, обещая ветреное утро. Со стороны Северного моря продолжали угрожающе долетать далёкие раскаты грома.

Клааса и Сооткин увели. Инквизиторы торопливо покинули судебный помост. Жители Дамме начали расходиться по домам.

– Не думаю, что королевской казне достанется даже четверть конфискованного имущества, – хмыкнул Макаров. – Не похож епископ Тительман на честного и благородного человека.

– Как ты можешь – в такой момент – говорить о деньгах? – возмутилась Неле. – Моих отца с матушкой собираются сжечь…

– Никто их и пальцем не тронет. Мы же с тобой, родная, уже говорили на эту тему?

– Говорили.

– Я обещал, что вызволю твоих родителей из тюрьмы? В смысле, с помощью Тиля?

– Обещал.

– Значит, повода для беспокойства нет, – успокаивающе улыбнулся Лёнька. – Серьёзные мужчины словами и обещаньями никогда не разбрасываются. Не наш стиль.

– А, какой ваш?

– Сказано – сделано. Пообещал – выполнил…. Ага, вот, и ребятишки. Тиль машет рукой. Пошли.

– Куда ты повернул? – секунд через десять забеспокоилась девушка. – Они же стоят в противоположной стороне…