Михаил Николаев - Последний шанс

Слово взял Сергей Николаевич.

– С сегодняшнего дня министерство Безопасности забирает ваш Центр под свою охрану. Сейчас этим занимаются в основном спецназ и оперативники, а через пару дней мы сформируем специальный отдел, который не только будет заниматься исключительно вашим Центром, но и станет базироваться на его территории. А вашими семьями и городом в целом займется МВД. У них уже отрабатывается несколько программ аналогичного типа, которые можно быстро адаптировать под эту задачу.

Потом выступил Георгий. Он сказал, что денег будет выделено столько, сколько потребуется, но время, отводимое на разработку прототипа термоядерного реактора ограниченно всего одним годом.

– Я понимаю, – сказал он, что вы привыкли ориентироваться на большие сроки, но границы нашей страны закрыты только на один год. А дальше нам начнут очень серьезно мешать, возможна даже попытка интервенции. Мы, конечно, постараемся за этот год подготовить достойный отпор, но одна страна не может долго противостоять всему остальному миру. А вот если она будет обладать неограниченными источниками энергии и иметь надежных союзников, например Китай, то ситуацию можно будет развернуть даже на 180 градусов.

– И последнее. Думаю, что все присутствующие четко понимают – в ближайшее время о работе, которую мы начинаем, надо помалкивать.

Завершил дискуссию министр Науки. Он предложил усилить Центр несколькими учеными, которые в свое время решали близкие по сложности задачи и смогут оказать сотрудникам Центра существенную помощь в работе. Кроме этого, он пообещал быстро предоставить Центру все необходимое для работы оборудование, которое на данный момент имеется в СРГ. С заявками на изготовление нестандартного оборудования он предложил обращаться непосредственно к нему, а он сам будет передавать их Цыгу или Доржкину.

Когда все, кто присутствовал на совещании, начали расходиться, и Георгий собрался попрощаться с Генеральным директором Центра, тот удержал его руку и мягко, но настойчиво попросил задержаться.

– Во-первых, у нас так не принято. Финансирование центра в последнее время очень скудное, но мой заместитель по хозяйственной части немножко поскреб по сусекам и накрыл стол. Во-вторых, народ слегка перевозбудился. Отпускать их в таком виде по домам нельзя. Начнут трепать языком направо и налево. Нужно дать им возможность стравить пар и немножко выговориться. За столом, в неформальной обстановке это получится оптимально. Праздник должен и заканчиваться по-праздничному.

– Вынужден подчиниться, – согласился с Генеральным директором Центра Георгий. – Причем более важным оказался тот Ваш аргумент, который был приведен вторым. Но мы с Сергеем Николаевичем и Георгием Ивановичем посидим только полчаса, а потом тихонько откланяемся и покинем мероприятие. У нас еще сегодня есть работа, а Ваши сотрудники без нас смогут расслабиться и выговориться значительно лучше.

Через 10 минут все собрались в столовой, где уже был накрыт П-образный праздничный стол. Глядя на него, Георгий сделал вывод, что сусеки у заместителя Генерального директора вполне приличные и поскреб он по ним капитально.

Когда все расселись по своим местам, Генеральный директор Центра, сидевший рядом с Георгием, хотел налить ему Hennessey, но тот остановил его руку с бутылкой.

– Давайте лучше армянского. Французы придумали коньяк, это неоспоримый факт, но в дальнейшем они слишком увлеклись смешиванием купажей и добавкой всевозможных трав. Это уже получается не коньяк, а бальзам какой-то. Армяне этой тенденции пока избегают, и пить их коньяки значительно приятнее. Не все конечно, а только Ереванского завода Арарат. Это бывшие Шустовские коньяки. Ваш заместитель в этом, по-видимому, разбирается. Давайте лучше будем пить Ной-классик, который он выставил на наш стол. Это как раз то, что нужно. Он мягкий, имеет великолепный букет и хорошее послевкусие. Его можно даже не закусывать и ни в коем случае не следует запивать. Черчилль не зря после 1945 года пил только армянский коньяк. А Вы, кстати, знаете какой именно?

– Марку точно не знаю, но подозреваю, что коньяк был изготовлен на Ереванском заводе, – подумав, ответил Генеральный директор.

– Двин, – просветил его Георгий. – Считается, что его выпускают с 1945 года, и он всегда имел крепость 50 градусов. На самом деле это не так. Первоначально его выпустили небольшой партией в 1939 году крепостью в 52 градуса, специально для экспедиции на Северный полюс. Мне эту историю рассказал один наш профессор. После того как папанинцев [54]сняли с льдины, на Большой земле проходило их чествование. Когда Папанин отвечал на вопросы из зала, директор Ереванского коньячного завода спросил его, – пригодился ли на льдине их специальный коньяк?

Папанин от прямого ответа уклонился, невнятно что-то пробормотав себе под нос. Позже директор настоял на конкретном ответе, и Папанин, смущаясь, вынужден был объяснять, что коньяк был 52 градуса, а мороз 56, поэтому коньяк замерз, и все бутылки полопались. После этого Ереванский завод начал выпускать небольшими партиями, предназначенными для арктических экспедиций, Двин крепостью 57 градусов. В результате Черчилль на Ялтинской конференции впервые попробовал именно этот вариант армянского коньяка. Это его зацепило, – Черчилль вообще любил крепкие вещи, например, курил он только кубинские сигары, и другие напитки он в дальнейшем просто игнорировал.

– Мы не на льдине, – сказал Генеральный директор Центра, – и 40 градусов нам вполне достаточно. – Кстати, Вы знаете, почему Менделеев [55]предложил делать именно 40 градусную водку?

– Я все-таки доктор технических наук, – усмехнувшись в усы, ответил Георгий. – Разумеется, знаю. В этом случае на одну молекулу спирта приходится ровно 3 молекулы воды и достигается наиболее плотная упаковка – объем меньше. Да и согревает она хорошо. Вот только делают ее теперь у нас достаточно паршиво. Это ведь полная дикость – на Руси самая приличная водка – финская и шведская. Надо возвращать государственную монополию на водку и вводить государственный контроль над ее качеством.

– По поводу государственной монополии я согласен с Вами абсолютно, – выразил свое мнение Генеральный директор. – Монополия государства на водку была на Руси всегда – это ведь, кроме всего прочего, быстрые деньги. Горбачев попытался ввести сухой закон – и держава развалилась на части. С тех пор ни у кого не хватает ума вернуть эту монополию.

– Ума-то может быть, и хватало, – не полностью согласился с ним Георгий, – а вот желания такого не было. Это ведь огромные деньги, с которых всем кому требовалось, было уплачено.