Валерий Елманов - Витязь на распутье

Напоследок еще раз обвел взглядом ребят и громко объявил:

– А теперь за работу.

Вообще-то народец до уровня министров в моем представлении явно не дотягивал, во всяком случае, внешне. Половина в лаптях, кафтаны тоже не первой юности, а вон тот дальний – как его там, Воскобой, – и вовсе своими яркими заплатами на зипунке напоминает скорее скомороха или гусляра.

Но одежда – дело наживное, а вот то, что они, мягко говоря, с прохладцей отнеслись к моему призыву потрудиться – безобразие. Я понимаю, что им надо как следует осмыслить все, что они сейчас услышали от меня, но прошла целая минута – куда ж больше? Или нужно каждому растолковать поподробнее, чем заняться? Так это мы мигом. Я шагнул к ближайшему столу и вкрадчиво осведомился:

– И чем ты, голубок, занимаешься?

Подьячий, точнее, теперь уже как минимум помощник министра – совсем молодой паренек со светло-льняными волосами и редким пухом на щеках, смущенно пожал плечами и промямлил что-то невразумительно-виноватое.

– Понятно, маешься, страдалец, от безделья, – кивнул я. – У остальных, как я понимаю, те же самые проблемы? – И, не дожидаясь ответа, ткнул пальцем еще в одного, постарше. – Кто? Чем заведуешь? Что царевич поручил?

Тот крякнул, вскочил и, отвесив мне низкий поклон, торопливо пояснил:

– По торговой части я, стало быть, Федором Борисовичем приставлен. Алешкой Морозовым прозываюсь. Доглядываю за купчишками да на пристань наведываюсь, чтоб, значит, они все пошлины без утайки платили.

– И все?!

Тот передернул плечами:

– Дак ведь у самого престолоблюстителя товаров-то нетути, а куплю вести он не повелевал, вот я и…

– Будет купля! – пообещал я и, вспомнив наш с Барухом разговор, твердо заверил: – Ба-альшая купля. Вот только где хранить купленное, не ведаю. Потому слушай сюда. Нынче же сыщешь место для строительства большого каменного дома, после чего…

Озадачив «министра», я перешел к следующему.

– Аниська я, сын Ермолаев, – бодро и уверенно отбарабанил вихрастый. – По Ратному приказу… то исть ныне по Ратному министрейству. Чтоб, стало быть, у воев ни в чем нужды не было. Вот тут покамест с кормами управлялся – откель и скока.

– Только не Аниська, а Анисим, – поправил я его и осведомился у сразу приосанившегося парня: – И что с кормами, управился?

– Покамест воеводы не жалились, – уклончиво ответил он.

– Очень хорошо, – кивнул я. – Тогда слушай следующий наказ, Ермолаич, даже два. Намечено новое строительство близ ратного городка. Что и сколько – узнаешь завтра от воеводы Христиера Зомме. Пока же ищи всех умельцев.

Довольно просиявший Анисим – ничего себе, сам князь с «вичем» назвал! – горделиво обернулся на остальных, чтоб убедиться, все ли слышали, но тут же спохватился и степенно поинтересовался, придав своему звонкому голосу максимальную басовитость:

– Плотников и столешников из лучших брати, чтоб всем хитростям [35] Под хитростью здесь подразумевается знание чего-то изощренного, замысловатого в профессии. измыслены были? Я к тому вопрошаю, что ныне все самые искусные столешники на престолоблюстителя трудятся.

– Ну и пускай, – небрежно отмахнулся я. – У меня все проще, без изысков, так что абы какие. А вот плотников подыщи первостатейных, лучше из тех, которые первый ратный городок ставили.

– Сполню, – кивнул Анисим. – А иной наказ?

– Иной таков: надлежит прикупить столько тканей, чтоб хватило на пошив одежды каждому ратнику, причем непременно белого цвета.

– А на што белого? – удивился Ермолаич.

– Чтоб вид был, как у ангелов, – уклончиво ответил я и добавил, напуская туману: – Ангелов возмездия.

– Дорогие они, – предупредил Анисим. – Хватит ли деньги́, чтоб на кажного?

– Цена? – отрывисто спросил я.

– Рословское суконце из самых дешевых, да и то половинка по рублю и двадцати алтын станет, не мене.

– Половинка – это сколько?

– У кого как, но уж два десятка аршин [36] Аршин – мера длины, равная 72 см. В одном аршине – 16 вершков (4,5 см). Три аршина составляли казенную сажень (216 см). точно будет, а то и поболе. Енто в длину, – пояснил он и, не дожидаясь следующего вопроса, уточнил: – А вширь тоже разно, но не мене двух аршин, а уж сколь вершков к ним, то от сукна зависит.

Получалось, что отрез длиной семь метров и примерно полтора метра в ширину мне обойдется… Я прикинул, сколько материала понадобится для пошива тысячи маскхалатов, и, помножив на рубль шестьдесят, присвистнул. Бешеные деньги! Пришлось выяснять, нет ли чего подешевле.

Довольно-таки быстро запутавшись в названиях, которыми бойко сыпал сын неведомого мне Ермолая, я махнул рукой и приказал к завтрашнему дню собрать образцы всех самых дешевых, но крепких тканей, из которых самолично отберу для закупки нужное.

– И эту, как ее, сермягу тоже не забудь, – добавил я, вспомнив про местных крестьян. – Но чтоб все ткани были крепкими, да помни – непременно белого цвета. – И перешел к следующему, не успокоившись до тех пор, пока не обеспечил работой каждого.

Прикинув, что пыхтеть им не меньше недели, а к тому времени можно будет накидать им еще, чтоб уж совсем спин не разогнули, я ушел от них довольный. Жаль только, что не застал Игнатия, который куда-то отлучился, да и вообще, как мне сказали, у них почти не появлялся. Ну и ладно, с ним можно немного погодить.

Хотел посмотреть, чем занимаются художники, однако выяснилось, что все трое находились в Ипатьевском монастыре, так что направился к Бэкону. Памятуя о нашем последнем разговоре в Москве, англичанин добросовестно трудился над подготовкой указов об избрании представителей на предстоящий Земский собор, а также над распределением обязанностей между этим собором и боярской Думой, которую Дмитрий упорно называет сенатом.

Слава богу, нашелся хоть один разумный мужик, которому не надо в подробностях расписывать, что надлежит делать и чем заниматься.

Кроме того, он не забыл и о другой моей просьбе. Фрэнсис не только приступил, но и на три четверти уже перевел известное сочинение Николо Макиавелли «Государь», которое – на итальянском языке – я вручил ему перед отправкой в Кострому.

Правда, пребывал английский философ не в радужном настроении, ибо не совсем так представлял себе свои обязанности, но я растолковал ему, что все его труды являются лишь начальной стадией, а дальше дело пойдет куда веселее. Так что пусть лучше ускорит работу над указом о выборах и добивает перевод флорентийского писателя, а там дойдем и до прочего, включая реорганизацию судейской системы и остального.

А тут нашелся и Игнашка, который сам разыскал меня в тереме. Впрочем, что это я? Игнашкой его звали давно, еще в прошлом году, когда он был жуликом-дознатчиком, то есть занимался тем, что в ходе бесед вызнавал, где у кого что «плохо лежит», да и само знакомство с ним состоялось, когда я вместе с ним «мотал срок» в острожке губной московской избы. Ну и позже, когда он только начинал учиться грамоте и помогать мне, я тоже еще называл его Игнашкой, правда, не всегда, куда чаще Игнатием. И уже тогда воры, то бишь «сурьезный народец», как уважительно величал своих товарищей по нелегкому ремеслу сам Игнашка, из-за общения со мной начали называть его Князем.