Валерий Елманов - Витязь на распутье

– Ага, – вновь охотно поддакнул Валерий.

Свое возражение о том, что если Федору даже и удастся где-то что-то «наворотить», то узнают об этом не они, а совсем другие Валерий и Константин, которым, кстати, не исключено, на это будет вовсе наплевать, он благоразумно оставил при себе.

Ни к чему оно.

Так у друга остается хотя бы крохотный шанс, малюсенькая надежда, вот и… пусть остается.

И вообще, поживем – увидим, а пока он лишь мысленно пожелал исчезнувшему в неизвестном направлении Федору удачи во всех его затеях, и чем они грандиознее, тем больше этого самого пресловутого везения.

– Токмо слышь-ко, княже… Не мыслю я, чтоб камень ныне твоей жиковине [1] Жиковина – перстень, форма оправы которого напоминала лапки жучка, охватывающего камень. Отсюда и такое название. ( Здесь и далее примечания автора. ) много удачи дал, – предупредил Световид, хмуря седые кустистые брови и продолжая вертеть в узловатых пальцах мой перстень.

Точнее, этот-то как раз не был моим. Как так случилось, что я в последний момент, решив максимально обезопасить Ксюшу, снял со своей руки и надел на ее палец перстень, который подарил мне Борис Федорович Годунов, ума не приложу.

Ну ладно, ошибся, не глянул на вырезанного двуглавого орла, но я и потом, чуть погодя, когда снимал перстень с пальца царевны, опять не заметил своего промаха.

Остается лишь гадать, куда улетели вместе с ним мои бумаги и вообще попали ли они хоть куда-то. Впрочем, на поляне их не осталось, значит, где-то они оказались. Вот только где – ба-альшущий вопрос.

Жаль, конечно, что все так получилось. Цена роли не играет – оставшаяся жиковина дяди Кости ничуть не дешевле, а вот память о покойном царе…

Однако нет худа без добра. Зато теперь я могу попробовать добавить себе немножечко удачи, что немаловажно, учитывая все житейские обстоятельства. Был бы один – ладно, и сам со всем управился бы, но у меня есть еще Федор Борисович Годунов, который не просто сын покойного царя, но наследник нынешнего, так что желающих спровадить его на тот свет раньше времени хоть отбавляй.

Вот потому-то я, едва поняв, как промахнулся с перстнем, вспомнил рассказ своего дядьки о наговоре на удачу и отправился к волхву. Не то чтобы я так уж верил во всякие там чары и заговоры и тем более полагался на них, однако чем черт не шутит. Особенно когда бог [2] Чтобы соблюсти равноправие со славянскими богами – ведь не пишем же мы Бог Авось, Богиня Макошь, Бог Перун и так далее, – здесь и далее к словам «бог», «богородица», «спаситель», «аллах» и т. п. автор посчитал справедливым применить правила прежнего советского правописания. спит. Во всяком случае, в одном я убежден на сто процентов: лишней ворожба волхва не будет и помехой тоже, а там как знать. Чем черт… Впрочем, это я уже говорил.

Световид встретил меня неприветливо, да это и понятно – хана камню на заветной полянке. В смысле, сама каменная глыба осталась на прежнем месте, вот только тумана вокруг нее практически не наблюдалось. Так, еле-еле, словно дымок от сигареты невидимого курильщика, и все. Да и сам камень стал заметно ниже. Такое ощущение, что по нему с маху ударили исполинской кувалдой, которая его хоть и не расколола, но изрядно вдавила в мягкую болотистую почву.

Мое первое впечатление подтвердил и Световид, с грустью констатируя, что камень опускается чуть ли не на глазах.

– Ежели и осталась еще в нем силушка, то на самом донышке, не боле, – печально заявил он.

– А мне хоть какую, – бодро ответил я, но тут припомнились его слова, и я поинтересовался: – Ты некогда говорил, что он раньше здоровья прибавлял всем вам. Так что, раз у него силы нет, то теперь и этого не будет?

– Ныне внуку свою отвел к нему. Она у меня на зуб жалилась, вот я и решил проверить, – нехотя выдавил волхв. – Подсобило вроде, токмо сидела она близ него долгонько. Говорю ж, остатки в нем еще есть, но уж больно мало.

– А ландшафт здесь не ахти, – заметил я, озираясь.

Впрочем, чтобы сделать такой вывод, глядеть по сторонам нужды не было. Болото – оно и есть болото, со всеми вытекающими последствиями, особенно в летнюю пору. Занудная мошкара, запах гнили, да и сам воздух – какой-то удушливо-тяжелый, вязкий. Словом, хорошего мало. Даже странно, что раньше я ничего из этого не замечал. Или здесь тоже камень «трудился», улучшая экологию?

– Если вдруг надумаешь перебраться в иное место – только скажи, – посоветовал я. – Нынче у престолоблюстителя все восточные земли под рукой, так что он тебе от щедрот выделит любой лесок, какой только глянется.

– Где родился, там и помирать надобно, – сердито отрезал Световид. – К тому ж без силы камня мне все одно – и до следующего лета не дотянуть.

– Ну это ты, а остальных-то не жалко? – напомнил я о прочих жителях леса.

– А вот меня не станет, тогда уж пусть они как хотят, так и вершат, – проворчал волхв. – И будя на том, – закрыл он явно неприятную ему тему и вернулся к моей жиковине. – Ты лучше поведай, на что тебе удача занадобилась? Али тайна?

– Да нет никакой тайны, – равнодушно передернул плечами я. – Просто подумалось, что если есть возможность, то отчего бы не прихватить с собой благословение бога Авося.

– Это в церквях благословение, а у него – улыбка, – хмуро поправил меня старик.

– Пусть так, мне без разницы. Я, конечно, и без нее постараюсь приложить все усилия, но, когда знаешь, что тебе улыбаются боги, оно как-то спокойнее. Особенно сейчас.

– Никак сызнова задумал чтой-то? – неодобрительно прокомментировал Световид.

– Да тут и без меня задумщиков хоть отбавляй, – вздохнул я, прикидывая, сколько всего впереди.

Это ведь только на первый взгляд в моих делах теперь тишь да гладь – знай себе живи припеваючи в Костроме и только время от времени подсказывай царевичу, чем еще надо заняться, да поправляй там, где он промахнется. Хорошо бы, конечно, если б оно так и было, вот только в реальной жизни все будет иначе.

Во-первых, боярские козни, вроде всяких оговоров и наветов. Навряд ли господа сенаторы смирятся с тем, что Годунов – наследник престола. Да, остался у меня в царских палатах защитник, причем в авторитете, к которому Дмитрий охотно прислушивается. Но думный боярин и глава Стрелецкого приказа Петр Федорович Басманов один, а ярых недоброжелателей – тьма-тьмущая.

Во-вторых, неизвестно, сколько осталось жить самому государю, а ведь я его собирался использовать как ледокол, чтобы он своими указами успел вспороть всю заплесневелую жизнь Руси, дабы потом Федору хотя бы на первых порах никто не вменял в вину уж очень резкие новшества – пусть останутся на совести погибшего Дмитрия Иоанновича. А благодаря тому, что они исходили от невинно убиенного мученика, которого патриарх Игнатий обязательно назначит в святые – уж мы с Федором расстараемся с ходатайством, – к новшествам этим придраться будет весьма и весьма затруднительно.