Анатолий Спесивцев - Есаул из будущего. Казачий Потоп

После казни Ибрагима, отправив воинов своего отряда в казармы на отдых, пошел на встречу с казацким связным в полной уверенности, что пребывает в Стамбуле последний день. Не стал и одежду менять, запылившуюся и загрязнившуюся во время безумной скачки к Стамбулу. Только покрепче подтянул пояс белого шелка, на который у бостанджи имели право только офицеры, достигшие шестого ранга. По предварительной договоренности его должны были забрать и вывезти в Азов. Все, что у него было накоплено, он превратил в золото и зашил в одежду, сожалея о незначительности припрятанного. Один Аллах… то есть Бог знает, как там новая жизнь сложится. Ведь о жизни вне оджака он знал, в сущности, мало. О родине, крепких руках отца, ласковых прикосновениях матери помнил смутно и немного. О жизни же казаков, наводивших ужас даже на храбрейших из храбрых, представления не имел. Получалось, что ему придется начинать жизнь заново. Это тревожило не меньше, чем ожидание большой битвы.

Знакомый уже ему казак, выглядевший и ведший себя совершенно неотличимо от сидевших неподалеку греков, представившийся ему как Александрос, ждал его в греческой же забегаловке. Среднего роста, не слишком широкоплечий, он весь будто состоял из тугих мышц и прочных сухожилий, а загар на лице имел чуть ли не мавританский. Появление в месте распития спиртных напитков янычарского аги никого вокруг не встревожило. Уж если сам султан официально разрешил продажу спиртного, которое, впрочем, и до указа было легкодоступным, то чего бояться? Если нельзя, но хочется, человек всегда найдет оправдание нарушению законов. Безразлично, божеских или человеческих. Воины ислама не были исключением из этого правила. Вопреки запрету Пророка пьющих среди них было немало.

В таверне, специализировавшейся на вине и рыбных блюдах, народу было много, на вошедшего присутствующие не обратили внимания. Все обсуждали свои дела, о смерти Мурада и Ибрагима здесь, естественно, еще не знали. Поморщившись от чрезмерно сильного и непривычного запаха рыбы, направился к столику, за которым сидел Александрос.

Заказав маленький кувшинчик белого вина и миску рыбы, Селим присел возле связника, делая вид, что с ним незнаком. Они изредка встречались именно так, всегда в разных околопортовых заведениях. Подождав, пока служка принесет заказ, янычар, не глядя на соседа, тихонько доложил:

– Ибрагим мертв. Мурад, я уверен в этом, тоже. Из Османов остался в живых только Мустафа.

Казак размашисто перекрестился, что, вообще-то, в таком соседстве для грека, каковым он старался казаться, выглядело весьма смелым поступком, выпил одним махом все вино из кружки. И так же, не глядя на собеседника, ответил:

– Фелюка тебя ждет, можем идти прямо сейчас. Если, конечно, ты не посчитаешь нужным задержаться здесь.

Селим тогда повернулся и спросил:

– А надо оставаться?

Александрос тоже повернул голову к нему, почтительно кивнул и, немного помявшись, ответил:

– Опасно это. Ведь и, не усомнившись в приказе, тебя могут казнить. А уж если усомнятся…

– Ты не отвечаешь на заданный вопрос.

Связник внимательно посмотрел ему в глаза:

– Да, надо. Нет у нас в оджаке никого, кто был бы на таком высоком посту. Нет сомнения, что рано или поздно, но воевать с турками придется, тогда сведения об их планах будут на вес золота.

Неожиданно для себя самого Селим вдруг произнес:

– Я остаюсь.

Внезапно настолько, что сам удивился, услышав то, что сказал. Будто со стороны раздались эти слова. Уж очень велик был риск, что человека, прервавшего династию Османов, пусть и по приказу покойного султана, могут предать лютой казни. Да и оставаться среди людей, которых возненавидел… отказаться от ухода к врагам этого проклятого государства… странно. Для него самого непонятно, ведь шел на встречу с твердым намерением уплыть прочь из проклятого города. И вдруг почти сам вызвался остаться.

Разлад в себе самом так и не позволил выяснить, почему же он остался. Не было у него соответствующих навыков. А может, не хотелось признаваться даже самому себе, что просто побоялся этого шага, последнего в прощании с привычной, пусть и ненавистной жизнью. По большому счету, другой он и не знал. Возможно, впрочем, что испугался бесстрашный янычар не расставания со старой жизнью, а побоялся разочароваться в новой, ради которой рисковал. «Темна вода в облацех…», а уж душа человеческая, да настолько взбаламученная, прозрачна разве что для великих ее знатоков.

Его не казнили, хотя кое-кто порывался. Нашлись друзья, защитили. Отправили на опаснейшее задание – казнить бейлербея Коньи, отказавшегося присоединять подчиненные войска к армии султана Гирея.

– Раз уж успел так не вовремя наследника казнить, может, и от этого продажного ишака избавишь? – предложил-приказал ему новый Великий визирь Зуграджи.

Естественно, с несколькими помощниками и шелковым шнурком к переметнувшемуся бейлербею теперь заявиться было уже невозможно. Самого на том же шнурке подвесили бы палачи управителя вилайета. Пришлось выслеживать пашу, как редкого и опасного зверя. Как раз на охоте, которой тот увлекался, и настигла его стрела. Вот голову снять с казнимого не удалось, свою довелось спасать от преследования охраны убитого. К счастью для убийц, погоня оказалось не слишком настойчивой. Потерявшие хозяина псы не стали рвать жилы для отмщения.

Неканоническое устранение вельможи Гирей и Зуграджи посчитали оправданным. В Конье наступила смута, и небольшой отряд сувалери, прибывший вскоре к его воротам, легко установил там власть султана Ислама Гирея. Ахмад остался с носом.

Так и попал Селим в число доверенных лиц нового султана, исполняющих для него грязные, не терпящие огласки делишки. Даже удостоился права носить пояс из черной материи, признак 7-го ранга, выше у бостанджи были только носители поясов из черного шелка. Основным делом последующих месяцев для него стала работа с подчиненными лжесултана Мустафы I. Поначалу налаживать контакты было очень трудно и опасно. Несколько лазутчиков от Гирея и оджака попались в лапы охранки Еэна, Великого визиря сумасшедшего султана, и завидовать им не приходилось. Казнили их и тех, на кого они указали, самым лютым образом. Подвергнув предварительно жесточайшим пыткам.

Селиму повезло, один раз он уцелел воистину милостью Аллаха (или уже милостью Исы?). Перед поездкой на важную встречу с одним из согласившихся работать на оджак Омаром-агой, янычаром из приближенных Еэна, у него жуткой болью скрутило брюхо, тело запылало жаром, повсюду стал выступать пот. Посчитав, что от такого посланника толку не будет, Селима заменили, послали другого агу из «садовников», вот он и попался ловчим стамбульского Великого визиря.