Марик Лернер - Забег на длинную дистанцию. Полная сборка

— Дмитрий Николаевич, — сказал в трубку, услышав 'Алло'. — Хорошо, что застал.

'А куда ты денешься ночью из дома', язвительно подумал.

— Проблема у нас. Нет. Личная. Право мне неудобно, объяснять, но я не собираюсь закрывать глаза и строить из себя христианского всепрощенца, подставляя вторую щеку…

* * *

Генерал вышел из ворот части и, не оглядываясь, зашагал по дороге с маленьким чемоданчиком в руке. Походка была деловой и пружинистой, но в душе он кипел негодованием. Даже машину до вокзала не дали, х… и… Слов было не особо много и все они были исключительно нецензурными. По лицу ничего прочесть было нельзя. Когда требовалось, он сохранял спокойствие даже в самые неприятные моменты. Когда самолет падал, например. Столько лет отдал армии, лучшая часть по всем показателям, а чуть запахло жареным, все моментально отвернулись. Словно и не выпили вместе не одну бочку. Ну, да ладно, слегка успокаиваясь, решил. Х… беситься, все равно возвращаться не буду. Еще поцелуют меня в …

Его толкнули в спину и, падая, еще ничего не успев понять, он удивился, почему не чувствует ног. Мимо неторопливо прошел молодой парень в кожаной куртке и тяжелых ботинках. Выше он не видел, и со зрением начали твориться какие-то странности. Он еще раз с трудом вздохнул и умер. Женского крика уже услышать не довелось. Баба была не из нервных, но в первый раз в жизни увидела тело, с торчащим из-под лопатки ножом.

— Слышали? — возбужденно говорили в купе. — В Литве полковника убили, в Эстонии генерала. И никому дела нет. Гниды эти из Национального фронта злорадствуют. Руками разводят, ни при чем, а кто при чем? Больше некому!

— Дожились! — поддержал собеседник. — Армия по казармам будет сидеть, обделавшись, а нас можно теперь бить? Нет уж. Пора создавать отряды самообороны, если власти плевать. Вот в Нарве мы им покажем!

Совсем молодой коротко стриженный парень в кожаной куртке скривился и встал.

— В тамбур пойду, — сообщил он сразу всем, — перекурю.

Попутчики, не обращая на него внимания, продолжили друг друга пугать всякими ужасами и грозно обещать кары неведомо кому. Ну, оно и к лучшему. Сейчас вытащат вечных жареных кур, яйца, вареную картошку, непременную бутылку водки и понесется до самой станции. Чем меньше они смотрят по сторонам, тем лучше. Хотя, в принципе, ху… Никто не сможет ему ничего предъявить. Да никому и не нужно. Одни шибко идейные идиоты, другие супер корыстолюбивые. Бей, гуляй рванина. Разве что вот эти… Привыкшие болтать, но ничего не делать. Самооборону они организуют… Два раза… Будут сидеть и смотреть, как соседа палками убивают. Против толпы надо оружие, против бандита умение. Но без решительности, все это пустое место. Вынул — не жди и не разговаривай. У тебя нет выбора. Только идти до конца. И не важно, что будет потом. Люди обычно задумываются о последствиях и теряются. Нельзя. Плевать на все и на всех. Важно, что будет сейчас. Силу ломает сила и никак иначе.

В толпе человек всегда ведет себя иначе. Это не объяснишь — это психология. Толпа заражает одиночек своей мотивацией. Самостоятельно ты никогда не станешь делать того, что в толпе. Если ты нормальный человек, если ты умеешь думать, не становись частью толпы. Становись ее ужасом. Чтобы в одиночку разгонять всех. А это можно только наглядным примером и жестокостью. Или властью. Той самой, с армией и милицией. С еб… не на что не способным КГБ. На что они нужны, если ничего не делают? Дерьмо.

Нет в Союзе людей, способных взять на себя ответственность. Вывести своих парней на улицы, разогнать быдло по норам. Они этому учились и зарплату именно за это получают. Не будут. Потому что все боятся. Это кровь. Большая кровь. Зачем брать на себя ответственность? Пусть команду дают. Не дождутся. Не будет. А кровь, которую сегодня стоит пролить, отольется потом в десятки раз. Сегодня по щиколотку, завтра по колено. И никто не виноват. Гуманисты. Болтуны. Смотрят на Запад и в зад его целуют. Давить толпу надо сразу. Убивать политических деятелей разных партий моментально, в ответ на действие военного крыла. За то, что своими словами толпу спровоцировали. Что значит они не при чем? А лозунги и агитацию кто проводил? Кто на улицы людей вывел? Вот они и должны ответить по высшему закону. Закону справедливости.

Он прислонился головой к холодному оконному стеклу и посмотрел в мутное изображение лица. Снаружи мелькали дома и деревья, но пейзажи его меньше всего занимали. Мысль текли по давно прорытому руслу и никуда не сворачивали. Обстановка вокруг его мало трогала, если появится опасность он сразу включится, еще не успев сообразить в чем дело. Учили его на совесть. Где Андрей раскопал спецов, он не спрашивал. Убивать, уходить от слежки и драться они прекрасно умели и охотно делились знаниями. Вопросы излишни, любопытство наказуемо. Усмехнулся, как оскалился, так что проходящая по вагону бабка испуганно покосилась.

Одиночке не сделать ничего. Поздно. Даже с братьями не сделать. Они еще и не хотят идти до конца — боятся. Жизнь заставит. Вот он, первый шаг. Один раз решился — дороги назад не будет. В душе они все понимают. Старший, так точно, а младший боится. Пока еще не хотят себе признаваться, что нет другого пути. Ничего, поймут. Где лежат деньги, где они не просто большие, а громадные, там будет кровь. Так там хоть деньги. Неприятно, но понятно. А за что моих? Прощать нельзя. Нет. Каждому воздастся по делам его. Всю толпу я убить не смогу, но лидеров и тех про кого рассказали, заслуживающие доверие обязательно урою.

— Ну, что тебя не устраивает? — устало спросил Андрей. — Все сделали в лучшем виде. Замели этого дебила практически сразу. За попытку изнасилования малолетней, опустили в камере. Я уж не знаю, что там с ним вытворяли, но повеситься ему показалось наилучшим выходом. Нет больше человека.

— Это не человек. Это нелюдь. Обливать людей бензином и поджигать. Бить головой ребенка о стену. Человек такого не сделает. Убить — запросто. Но такое… Не прощают никогда. Жаль, очень жаль, что ты поступил по-своему. Я бы лучше сам… Своими руками.

— И ты бы его жег и головой об стену?!!! Чем тогда лучше?

— Тем, что не я начал. Не я к нему в дом пришел. Не я чужую сестру убил, только за то, что в паспорте национальность другая. Вот этим я лучше. Месть — святое дело.

— Безнадежно, — обреченно махнув рукой, подвел итог Андрей.

— Совершенно верно. Меня не переубедишь. Ты не знаешь, как это бывает. Твое счастье. Рассуждать про отмену смертной казни и гуманное отношение к преступникам, про их права способны только недоумки, не желающие замечать страдания жертв. Их права никого не волнуют. Они уже пострадали и обязаны простить и понять. Как их самих коснется — по-другому завопят. Но ты ж нормальный человек? Попытался помочь. Не твоя вина, что я такой. Вот и не воспитывай. Поздно. Не поможешь — сам сделаю.