Сергей Шкенев - Штрафбат Его Императорского Величества. «Попаданец» на престоле

Пару раз на глаза попадались страхующие нас егеря. Зря на них Фёдорыч бочку катил, пусть извиняется. Двигаются вполне естественно, никак не строем, а топорщащиеся за пазухой рукояти пистолетов не вызывают удивления - денежный народ завсегда себя защитить должон. Эка невидаль, пистолеты… Чай не кистень с дубиной, вот те действительно подозрительны.

С трудом отбившись от очередного зазывалы, для чего пришлось пообещать непременно засунуть навязываемые скобяные изделия борзому работнику прилавка прямо в срамное место, нос к носу сталкиваюсь с колоритнейшей личностью. У меня при дворе и то таких не встретить. Только вот эта явившаяся личность мною совершенно не заинтересовалась - одетый в невообразимые лохмотья кривоногий человечек заплясал вокруг Белякова, позвякивая нашитыми на шапку бубенчиками, и распевал беззубым ртом:

- Санька дурак! Санька дурак! Санька, дай денег!

- Сгинь, Гадюшка! - Фёдорыч угрожающе поднял палку.

Человечек не унимался:

- А я тебя помоями оболью! Санька, дай денег!

Забавно, треснет ему купец по башке, или нет? Юродивых, вроде как, бить не принято. Но, оказалось, проблема имеет более простое и действенное решение - в пыль упала монетка, и несчастный, опустившись на четвереньки, схватил её ртом, в подражание собачьим привычкам. После чего, угрожающе рыча, отполз в сторону.

- Совсем Сеганя людишек распустил, - Беляков плюнул вслед дурачку.

- Что за Сеганя? - тут же заинтересовался я. - Это его крепостной?

- В двух словах и не обскажешь, - Александр Фёдорович посмотрел на солнце и предложил. - А вот за обедом можно и поведать сию поучительную историю.

Выбор трактира был предоставлен Белякову, как человеку опытному и сведущему в местных реалиях. Сам бы я зашёл в первый попавшийся, руководствуясь лишь голосом оголодавшего организма, но оказалось, что поступил бы очень опрометчиво. Чтобы отличить пристойное заведение от имеющего оный вид притона с сифилитичными немецкими и голландскими шлюхами, или от игорного дома с налитыми свинцом костями да краплёными колодами, нужно не просто проявить наблюдательность - требуется купеческое чутьё, сравнимое с классовым, пролетарским. И, конечно, большой опыт вместе с обычным знанием. Почти все трактиры, куда можно было входить без умаления достоинства, располагались близ монастырских стен, как бы подчёркивая свою приличность и обособленность от всеобщего греха и не менее греховных соблазнов. Здесь пахло уютом, добротной едой… и очень большими деньгами.

Фёдорыч всё старался выбрать самый-самый… Пришлось напомнить об инкогнито, и что не император сейчас жрать хочет, а некий свояк, именем Павел Петров сын Саргаев. Насилу убедил.

Про обед ничего плохого не скажу, отменный обед. Ну, разве что, ботвинью с белужинкой досаливать пришлось, мерные стерлядочки мелковаты показались, да поросёнок с кашей излишне жирноват. Я-то попостнее люблю. А уж после, когда распустили пояса, отёрли пот пятым по счёту полотенцем, и приступили к чаю, поведал Беляков печальную повесть о юродивом, именуемом Гадюшкой. Аж печальную слезу вышиб… или то горчица крепка попалась?

Оказалось, дурачок не всегда был таковым, а стал убогим лишь прихотью судьбы и злого случая. Лет десять назад, вполне нормальным человеком, служил он приказчиком у царицынского хлебного торговца Константина Крюкова. И всё бы складывалось ладно, кабы не несчастье. Обоз с зерном, отправленный в Астрахань в одну из зим, попался в руки промышлявшей в тех краях шайке незамирённых калмыков да приблудных неизвестно откуда хивинцев. Обозников, знамо дело, саблями посекли, а спрятавшегося под санями Юшку Белокопытова живым из прихоти оставили. Что уж там с ним делали, то неведомо, в степи-то нравы простые и дикие, только на невольничий торг в Коканде попал он беззубым да оскоплённым. Через то и умом тронулся.

Жил, говорят, при гареме тамошнем, на цепи, заместо пса какого. Хивинцы собак нечистыми почитают, вот и его участь не лучше была… А потом слухи о беде подначального человека до Крюкова дошла, и выкупил торговец бывшего приказчика. Да, видать по всему, слишком поздно - совсем у Юшки с головой плохо стало. Сбежал дурачок от благодетеля, да пару лет скитался, едва с голоду не помер. Последний-то раз, было дело, приютили убогого мужики с села Вихорева, добрые они там бывают, но не срослось… То огород чей истопчет, то на крылечке нагадит… Через это и прозвище дали - Гадюшка.

А летось прикормил юродивого Сеганя Уксус. И какая ему в том выгода? Сам-то Сеганя из раскольников-беспоповцев воздыханского толку, до денег жадный настолько, что даже жениться не стал, а тут разжалобился! Или…

Беляков сделал паузу в рассказе, и оторопело уставился на меня, сражённый неожиданной догадкой:

- Государь… так ведь не по человеческому закону это… Юшка хоть и не мужеска полу уже, но и не баба ещё.

- Весёлые дела тут творятся, как погляжу.

- Отродясь такого не случалось. Чай русские же люди…

- Ладно, скажу губернатору, пусть он разбирается.

Мы сидели у раскрытого окошка, и веющий ветерок приятно остужал вспотевшее от обильного чаепития лицо. Приятственность продолжалась ровно до того момента, как над подоконником образовалась знакомая пыльная физиономия.

- Санька не дурак, Санька добрый! Санька грошиком пожаловал!

- Всё, теперь не отвяжется, - тяжело вздохнул Беляков.

А юродивый продолжал бормотать:

- А Уксус злой! Уксус подати не платит, золото возами возит, а Юшке грошик не даёт. Дяденька, дай копеечку, а то помоями оболью.

- Погоди! - я остановил замахнувшегося палкой Фёдорыча, выгреб из кармана горсть медной мелочи, и показал дурачку. - Хочешь, подарю?

- Дяденька добрый, а Санька - жадина. И Сеганя жадина.

- Так что ты там про золото говорил?

- Говорил, - с готовностью подтвердил Гадюшка. - Уксус злой, он золотым песком осетров солит, а Юшке грошик пожалел.

- Каких ещё осетров?

- Агроменных… Давеча два воза пришли - полны рыбы, а в кишках золото. А мне грошика не дали… Дяденька, пожалуй денежкой, а?

- Забирай.

Медяки звякнули в грязной ладони, и юродивый тут же пропал из виду, будто и не бывало никогда.

- Рот закрой, Фёдорыч, а то мухи налетят, - посоветовал я остолбеневшему Белякову. - Ты хоть понял, о чём он говорил?

- Да ведь это же…

- Ага, незаконная добыча и контрабанда драгоценных металлов в особо крупных размерах. Карается высшей мерой социальной защиты.

- Чего банда?

- Контрики, говорю… Всё, заканчиваем чаепитие, царская работа подоспела.

- Егерей собирать? - купец справился с временной растерянностью и стал на удивление спокоен и деловит.

- И сам пистолеты заряди.

- Топором-то оно сподручнее, - откликнулся Беляков и подозвал полового для расчёта. - Сколько с нас, любимовская твоя харя?