Макс Мах - Под Луной

" Я теперь свободен от любви и от плакатов, шкурой ревности медведь лежит когтист ".

Загорюешь тут, когда любимая женщина спит и с тем, и с другим, но не с тобой. Или и с тобой тоже, но редко и мало, а у тебя гордость, любовь и страсть, и половой аппетит, как у голодного волка. На диете долго не просидишь, странно, что вообще не застрелился.

– Ко мне вчера приходила Лили, – тон у Реш был озабоченный, она хмурилась.

– Какая Лили? – Кравцов в очередной раз вернулся со службы ночью, когда жена уже спала, поэтому разговаривали – "сразу обо всем" – за завтраком. Следующая оказия могла случиться и завтра, или даже послезавтра.

– Брик… Ну, эта…

– Да, помню, – Макс понял, о ком речь. – Сюда приходила?

– Нет, – мотнула головой Рашель. – В ЦК.

– Она разве член партии? – Макс еще не разобрал интригу и пытался, как он в таких случаях выражался, "нащупать гать".

– Нет, она беспартийная, – объяснила Рашель. – Маяковский, кстати, тоже. Она приходила ко мне. Просила помочь.

– А что Луначарский уже не помогает? Их же Анатолий Васильевич лично опекает…

– Здесь он ей помочь не сможет.

– Где это "здесь"?

– Ты что же не слышал разговоров про Краснощекова? – удивилась Рашель.

– Не слышал.

Кравцов действительно был последнее время настолько занят, что ему было не до "светской хроники", но тон жены настораживал.

– Рассказывай! – предложил он.

– Ну, ходят слухи о растратах, о кутежах…

– А на самом деле?

– Лиля говорит, кто-то специально распускает слухи, чтобы был повод для ареста. Но, Макс, он действительно для многих, словно бельмо на глазу. Я и раньше слышала. Каганович его как-то назвал "американцем", а Андреева, мне рассказывали, чуть удар не хватил, когда Александр Михайлович написал в анкете, что он в социалистическом движении с 1897 года.

– Ну, так он, и в самом деле, один из старейших революционеров, – пожал плечами Кравцов.

– Но Андреев-то в партии с четырнадцатого года и всем уши прожужжал, какой он заслуженный товарищ.

– Ну, и что? У меня у самого партстаж с девятьсот пятого.

– Вот тебя за это и любят некоторые товарищи.

– А сам он что? – Кравцов доел бутерброд, допил чай, но вставать из-за стола не торопился. "Дело" Краснощекова хорошо укладывалось в общую атмосферу, сложившуюся в Москве в мае 1923 года. Это стоило обдумать, да и человека жаль. Хороший, умный мужик, не фанатик, не начетчик. Грамотный, разумный экономист, великолепно разбирающийся в финансах, но да… "не свой". Не пролетарий, одним словом. И притворяться не хочет.

"Жил бы в своей Америке, беды не знал. Практикующий успешный адвокат, ректор Рабочего университета… А сам-то ты, Кравцов, чем занят? Тебе кто мешает?"

Любопытный, между прочим, вопрос: откуда вдруг такая пламенная страсть к Революции? Откуда это "горение" и служение? Кажется, в прошлой жизни он не разделял идеалов коммунизма, и к социалистической идеологии относился скептически. Ан, вот как вышло! В этом самом ЦК и состоит.

– А сам он что? – спросил Макс, закуривая. – Ну, Владимир Ильич, допустим, сейчас болен, не принимает. Но Троцкий Краснощекова лично знает. Почему сам к Троцкому не пошел?

– Не знаю, – покачала головой Рашель и тоже закурила. – К Льву Давидовичу, поди, и не попадешь так просто.

– Краснощеков – "не так просто", – возразил Макс. – Впрочем, неважно. Я наведу справки, только ты не обнадеживай, пожалуйста. Кто его знает, что там на самом деле произошло.

– Докладывайте! – голова была тяжелая, и уже третий день приступами схватывало виски.

Надо было бы отдохнуть, отлежаться, но куда там! Управление итак уже едва ли не перешло на казарменное положение – заговоры, шпионаж, диверсии, бандитизм – так еще и свои мутили воду. ГПУ словно с цепи сорвалось. Врагов искали везде, где надо и не надо. Но, судя по всему, кое-кто решил, что пришло время окончательно освобождаться от чуждых элементов. За один только июнь пришлось "освобождать из узилища" двадцать семь бывших офицеров царской армии, служивших в штабах и учреждениях РККА, и четырех инженеров, связанных с Артиллерийским управлением. И что обидно, доносы писали свои же красные командиры, не говоря уже о товарищах комиссарах, те самые, что победили в Гражданскую отнюдь не без помощи этих самых "спецов". Кто воевал, занимая мало-мальски значимые должности, не знать этого не мог. Но знать, понимать и делать из понятого выводы способны не все. Писать начали еще во время войны, заваливая кляузами и доносами и особые отделы, и политуправление, и реввоенсовет. Заблуждались или сводили счеты не суть важно: наушничество среди русских офицеров было не в чести. Но и бывшие, успевшие вскочить на подножку локомотива Революции, писали тоже. А чекисты… что ж, им такой оборот только в прибыль – они же и поставлены затем, чтобы бдить. Вот и хватают всех подряд.

"Энтузиасты, твою мать!"

– Докладывай! – Кравцов взял было папиросу, но сразу же понял, что курить не сможет: тошнить начинало от одного запаха табака.

– Следствие выдвигает обвинения по следующим пунктам, – Веня Агас, несмотря на молодость, был человеком опытным и образованным. Гимназию успел закончить до Революции, пожил в Америке, поучаствовал в боях, закончил 3-и Командные курсы РККА. – Первое, растрата. В деле фигурируют семь эпизодов. Однако все случаи, так называемой, растраты относятся к кредитованию строительства или экспортно-импортных операций, осуществляемых Советско-Американскими предприятиями, например "Русско-Американской Индустриальной Корпорацией", во главе которой стоит сам Краснощеков, и "Американо-Российским Конструктором", директором которого является брат Александра Михайловича Яков Михайлович. Проверка отчетности и бухгалтерских книг, проведенная нашим экономическим отделом, фактов нарушения финансовой дисциплины, приказов и директив вышестоящих финансовых и плановых органов Союза ССР не выявила. Как директор банка Краснощеков имеет право определять процент ссуды в зависимости от конкретной сделки. Тем не менее, границы разумного перейдены не были ни разу, и банк убытков не понес. Напротив, активы Промбанка, стараниями его директора, увеличились за восемь месяцев в десять раз. Восьмой эпизод – конкретно кредитование строительных работ, осуществляемых "Американо-Русским Конструктором" на Тверской улице – выделен в отдельный пункт обвинения, так как в нем фигурирует родной брат Краснощекова. Сюда же отнесены факты перевода заработной платы, получаемой Александром Михайловичем от "Русско-Американской Индустриальной Корпорации" – двести долларов САСШ в месяц – в Америку. Деньги пересылаются жене Краснощекова Гертруде и сыну Евгению. Справка: Гертруда Тобинсон (фамилия Краснощекова в САСШ) является гражданкой САСШ и в отличие от своего мужа (они развелись в январе 1923) от американского гражданства никогда не отказывалась…