Евгений Красницкий - Женское оружие

– Роська… – Аринка задумалась, потом тряхнула головой, – удивительно, но Роська про войну откуда-то знает, и про лихость воинскую тоже знает… – Она замялась, как будто подбирая слова. – Похоже, он единственный из отроков на войну с открытыми глазами идет.

– Откуда ж ему знать-то? – Верка недоуменно пожала плечами.

«Ну да, он же с Ходоком на ладье сколько лет в походы ходил! Всякого насмотрелся. А Ходок муж лихо-ой, Никеша порассказывал…»

– Видать, было у него что-то в прошлом… – при этих словах бабы дружно уставились на Анну.

– Было… Все они к нам со своим прошлым пришли… об ином им лучше и не напоминать. Тем паче, что нам сейчас о другом думать надлежит. – Анна подтянула к себе откатившийся пергаментный свиток. – Я вам что хотела сказать, бабоньки… Вы, – она поочередно кивнула Ульяне и Вере, – хорошо знаете, что это такое – ждать своих мужей, а остальные только начинают этому учиться. Тут никакая помощь лишней не будет.

– Ты об чем это, Анна Павловна? – с удивлением уставилась на нее Ульяна. – Что делать-то надо?

– Молиться! – Анна оглядела собравшихся на кухне женщин: Аринка и Вея как-то враз поскучнели, Вера и Ульяна смотрели изумленно – не этого они от боярыни ожидали. Отошедшая к печи Плава резко обернулась и с горечью спросила:

– Кому молиться-то? Христу? Или еще кому-то? Очень им нужны наши молитвы, толку-то от них…

«Про дочь казненную вспомнила – ведь всего-то ничего времени прошло, болит у нее душа… да и не пройдет никогда, всю жизнь болеть будет. Эх ты, боярыня, так и не решилась до сих пор поговорить с ней, хоть чуточку успокоить, а ведь надо, обязательно надо… Только в другой раз, сейчас об ином речь…»

– Вижу, бабоньки, не ждали вы от меня таких слов, удивлены, да? Ну да это ненадолго. Я не в церковь вас позвать хотела, а про особую молитву рассказать.

– Какую еще особую? Опять отец Михаил что-то из книг вычитал? – спросила Верка.

– Вычитал, но не отец Михаил, а мой Мишаня. Рассказывал он мне, когда раненый после бунта в Ратном лежал… Был в какой-то стране в далекие времена обычай: вместе с войском в поход ходили особые книжники-летописцы, чтобы своими глазами видеть, что в походе том случается, и записать все как есть – людям на память и потомкам в назидание. Они и то, что сами видели, на пергамент заносили, и других расспрашивали, не только воевод, но и простых воинов – так сказания о разных походах до нас и дошли.

– Погоди, Анна Павловна, как это – летописцы в походы ходили? – недоуменно проговорила Ульяна. – Они же все старые. Вот и отец Михаил сколько раз говорил про мудрых старцев…

– Ну так и мудрые летописцы когда-то были молодыми да сильными мужами, – усмехнулась Аринка, – не родились же они сразу старыми.

– Вот-вот! И Мишаня мне то же самое слово в слово говорил. И еще читал он, что таких книжников специально отбирали, чтобы не только всякую премудрость знали, но и были храбрыми воинами: в походах-то всякое случалось, и летописцам не только стило в руках держать приходилось. И погибали они, бывало, как простые воины, хоть и оберегали их, в бой не пускали. Был среди них один, совсем не старый еще муж – Константином его звали; то ли услышал он от воинов, то ли сам сочинил молитву. Странная она, я таких и не слыхала никогда. Ее мужи на привалах повторяли, и, говорят, многим она помогала выжить и вернуться. А пуще всего помогала тем, кого дома ждали и тоже эту молитву читали.

– А кто дома-то эту молитву читать должен, Анна Павловна? Священник? – нетерпеливо спросила Ульяна.

– Нет, не священник. Да и не будет, наверное, наш отец Михаил молитву такую читать, – заколебалась Анна. – Женщины, конечно. Любящие и ждущие женщины: жены, матери, сестры…

– И матери тоже, Анна Павловна? – поколебавшись, спросила Плава, а потом голос у нее дрогнул и она уже откровенно всхлипнула. – Сынок-то мой… тоже ушел…

– Дударик? – хором изумились женщины. – Да он же малец еще совсем. О чем Михайла-то думал, когда брал его, Анна Павловна? – в сердцах бросила Вера.

– Да не знает Михаил еще ничего, Любимка сам увязался, с обозом, – вступилась за старшину Плава. – Я спохватилась, что его нигде нет, порасспрашивала оставшихся отроков. Они-то и сказали, что видели, как он собирался по-тихому. Уж не знаю, с кем он там договорился в обозе… Вояка, тоже мне – от горшка два вершка, а туда же… – сердито проговорила Плава, но тут же не удержалась и опять всхлипнула. – Да я кому угодно молиться стану, лишь бы он невредимым вернулся.

Анна не нашлась что сказать и только покачала головой, а Ульяна подошла к стоящей у печи старшей поварихе, обняла ее, подвела к столу и усадила на лавку: – Нечего у печи толочься, с нами посиди. Где там эта чудодейственная молитва, Анна Павловна? Читай.

Пергаментный свиток уже лежал перед Анной на столе. Она развернула его, пояснив попутно:

– Мишаня мне, когда выздоравливать стал, записал ее, сказал, что сам быстро наизусть выучил – так легко слова эти на память ложатся. Да и я несколько раз прочитала и уже почти все запомнила. Ну вот, слушайте:

Ее негромкий голос звучал в тишине кухни, женщины сидели молча и, затаив дыхание, слушали слова молитвы, написанной когда-то в далекой стране книжником и воином Константином. У каждой на лице читалось одно: да неважно, как назвать – молитва ли, заговор… Они сейчас готовы хоть кому молиться. Только бы вернулись… Только бы вымолить защиту своим любимым и единственным.

Анна закончила чтение, и на несколько мгновений в кухне повисло молчание, а потом… Потом будто запруду по весне прорвало: женщины говорили взахлеб, перебивая друг друга, говорили сквозь слезы, не скрывая и не стыдясь их:

– Правильно, все правильно: ждать надо, всегда ждать…

– …и помнить их всегда надо, и верить, что вернутся…

– …и никогда плохое не вспоминать, как бы ни обидел перед уходом, что бы ни говорил…