Андрей Завадский - Реванш

Пасдараны из отдельной бригады "коммандос" в который раз штурмовали эту полосу препятствий, в ожидании начала священной войны оттачивая свое мастерство. С исступлением фанатиков они снова и снова шли вперед, порываясь сквозь стену огня, до крови царапая спины о шипы колючей проволоки. Каждый знал, что час решающей битвы близок, и каждый хотел встретить ее в полной готовности.

— Господин полковник, — рядом с Нагизом Хашеми вырос, как из-под земли, молодой сержант – даже борода еще не росла, так, щетина. А на заднем плане полковник заметил джип с водителем. — Господин полковник, вас приказано срочно доставить в штаб! Идемте!

Над полигоном, расположенным под Керманшахом, и принадлежавшем Семнадцатой пехотной дивизии, стоял страшный грохот – трещали автоматы, раскалившиеся от интенсивной стрельбы, рвались ручные гранаты, хлопали взрывпакеты. Но полковник Хашеми привык ко всему этому, как привык и посыльный, и потому они отлично слышали друг друга сейчас.

— Что за спешка, сержант? — сурово спросил полковник.

— Прибыл генерал Сафар! Это его приказ!

Имя командующего Корпусом Стражей исламской революции заставило Хашеми поторопиться. Никогда прежде столь высокий чин не настаивал на личной встрече с обычным офицером, а, значит, сейчас должно было произойти нечто необычное. Быть может, именно то, к чему Нагиз Хашеми готовился всю свою сознательную жизнь.

Генерал Омид Сафар ничем не выказал своего нетерпения, когда полковник Хашеми, по-уставному отдав честь, вошел в кабинет командующего дивизией, временно выдворенного вон – уже одно это значило очень многое. Командир бригады "коммандос" замер на пороге, вытянувшись по струнке и уставившись куда-то в потолок, поверх головы главнокомандующего. А тот, не спеша, подошел к столу, за которым обычно располагался командир дивизии. Сейчас полковник заметил, как сильно хромает на левую ногу генерал Сафар – командующий успел побывать на настоящей войне, подбивая иракские танки из ручного гранатомета.

Нагиз Хашеми достаточно знал о своем командире, чтобы утверждать – сейчас он видит перед собой настоящего героя, выжившего в жуткой бойне. Солдаты Хусейна тогда немало натерпелись от летучих отрядов иранских "коммандос"-мотоциклистов, носившихся по пустыне, как ветер, появляясь там, где их никто не ждал. Двое пацанов с РПГ-7 едва ли не на мопеде – против сорокатонной махины танка, и Омид Сафар не раз выходил победителем из такой неравной схватки. Но однажды ему не повезло – пулеметная очередь с иракского Т-72 накрыла тарахтящую маломощным движком "боевую машину", уходившую за барханы после очередной удачной атаки.

Продолжая хромать, Омид Сафар, будто не замечая присутствия полковника, остановился возле стола, что-то взял оттуда, неторопливо вернулся к широкому окну – сквозь толстое стекло доносились отзвуки взрывов и стрельбы с полигона – вновь развернулся, и, приблизившись на три шага к полковнику, заговорил.

— Нагиз Хашеми, — произнес генерал, раскрыв тонкую папку, но почти не глядя в нее, словно выучил содержимое наизусть. — Родился в Исфахане, в семье священника. Военное училище, затем – десять лет безупречной службы, сперва в Тридцать первой пехотной дивизии, затем – в подразделениях специального назначения. Ваша бригада считается одной из лучших, вы гоняете своих людей до полного изнеможения, но это лишь заставляет все больше добровольцев просить о переводе именно в вашу часть. Все знают, что "коммандос", служащие под вашим началом, подготовлены лучше многих других. Они способны действовать на суше, на море и в воздухе, любым оружием, в наступлении и обороне. У вас есть боевой опыт, полковник?

Вопрос едва ли требовал ответа, и все же Нагиз Хашеми послушно сообщил:

— Я занимался подготовкой боевиков "Хезболлы" в Ливане, вместе с ними совершил несколько рейдов на территорию Израиля. Один раз наша группа попала в засаду, устроенную неверными. Половина моих людей осталась там, прикрывая наш отход – они все погибли, выиграв для нас время, еврейские собаки, оказывается, неплохо умеют воевать. Я хотел остаться со своими людьми, я с радостью принял бы смерть во имя Аллаха, но не мог нарушить приказ.

— Вы поступили верно, полковник, — кивнул генерал Сафар. — Одно дело, когда еврейским собакам достаются тела ливанцев или сирийцев, и совсем другое – если это будет иранский офицер, пусть даже мертвый. То, что вы здесь, означает, что вы не только храбрый боец, но еще и дисциплинированный, а именно это мне и нужно. Скажу стразу – на вас мой выбор пал не сразу. Я изучил несколько кандидатур, довольно-таки много, ознакомился с личными делами, выслушал рекомендации командиров и просто сослуживцев. И в итоге выбрал именно вас!

— Для чего, господин генерал?

— Вы на протяжении десяти лет готовились защищать свою страну, свой народ и свою веру, полковник. Вы преданы своей родине, дисциплинированны, у вас есть опыт диверсионной деятельности – вы тот, кто нужен. И сейчас вам выпал шанс нанести удар в самое сердце нашего самого сильного врага. Вам предстоит воевать с американцами!

Полковник Хашеми почувствовал, как заломило в груди – не от страха, от предвкушения. Он выбрал путь воина, и делал все, чтобы быть одним из лучших, вовсе не из тщеславия, а просто потому, что иначе не выстоять в схватках с многочисленными врагами его великой родины. И вот оказалось, что все его усилия, лишения, испытания, которым полковник сам себя подвергал, были не напрасны. Тело вдруг охватила непривычная дрожь, сладостное волнение – он, Нагиз Хашеми, простой паренек с бедной окраины Исфахана, оказался достоин, он будет сражаться во имя своей родины с самым ненавистным врагом Ирана!

— Страна на пороге войны, — говорил, как рубил, генерал Сафар. — Американцы у наших границ, и корабли – возле нашего берега. Мы готовы встретить их, но наши силы не равны. Никому не нужна победа, ради которой всему народу придется стать смертниками! И потому нужно ударить первыми, но так, чтобы в ответном ударе вся мощь неверных обратилась не на нас, а на других, а сами они оказались ослаблены и не могли бы воевать в полную силу. Скажите, полковник, что нужно от нас американским собакам, ради чего они готовы посылать на смерть своих солдат?

— Нефть!

Нагиз Хашеми не колебался с ответом. Ради густой маслянистой черной жижи, которой так богаты недра его страны и соседних государств, американцы и их прихвостни готовы на многое. Ирак уже пал, и теперь его гниющее тело опутали нити нефтепроводов, питающих врага, позволяющих ездить его автомобилям, летать его самолетам и даже космическим ракетам.

— Вы правы, полковник, — кивнул Сафар. — Нефть важна для нашего врага. Привыкнув полагаться на техническое превосходство в любой войне, американцы нуждаются в огромном количестве топлива для своих кораблей, самолетов, танков. Если на бензоколонках иссякнет бензин, в Америке начнется паника, их народ свергнет президента, все их нечестивое правительство, и никто уже не будет думать о том, чтобы идти за океан и воевать с нами. И вам, полковник, предстоит разработать и осуществить операцию, в результате которой снабжение нефтью Америки будет нарушено, при этом все должно выглядеть так, чтобы гнев ввергнутого в ужас врага обрушился не на нас, а на других, тех, кого сейчас американцы считают своими союзниками. На Саудовскую Аравию.