Владимир Поселягин - Я истребитель! Я истребляю!

- Я знаю. Читал рапорт товарища Жигарева и полностью с ним согласен. Реорганизация ВВС нужна нам. Первые дни войны показали большие бреши в умении использовать авиацию. Что вы думаете о выводах товарища Суворова, что авиация должна быть отдельным родом войск?

- Правильное решение, товарищ Сталин. Многие общевойсковые командиры просто не знают и не умеют использовать авиацию. Именно из-за этого мы несем большие потери. Я говорил с Суворовым на эту тему - вернее это он начал - и согласен с ним. Что стрелковые, танковые и авиационные части должны быть отдельными родами войск, которыми командует комфронта. У них свои штабы, разведка, тылы и линейные части которые они используют. Важно конечно взаимодействие, но за три месяца войны, никаких успехов на этом попроще мы так и не достигли.

- Я понял вас товарищ Архипов, обдумаю и приму решение. А теперь продолжим...

- Ну пожалуйста, прошу вас,- умоляюще сложив руки на груди, умоляла главврача невысокая красивая девушка.

- Дарья, я повторяю: Это невозможно! К нему вообще запрещен доступ.

- Но я люблю его!!!- выкрикнула девушка.

Видимо этот крик души пронял главврача. Вздохнув, она встала из-за стола, и подойдя к девушке обняла ее.

- Нельзя к нему. Тяжелый он.

Всхлипывающая девушка, уткнулась в грудь Елены Степановны, и со судорожно спросила:

- А если его уведет кто? Он такой кравивы-ы-ый-й-й.

- А ну успокойся! Не одна ты - это так. Тут уже тридцать посетительниц приходило, справлялись о здоровье Суворова. Одних писем пришло два мешка, они сейчас у завхоза. Но ты крепись Дарья, верь. А сейчас к нему нельзя, действительно нельзя.

В это время дверь кабинета распахнулась и внутрь ворвалась медсестра Маша.

- Елена Степановна, у Вячеслава опять кризис!- выкрикнула она.

- Дарья, подожди меня здесь,- быстро сказала главврач, и бегом выбежала вслед за Машей.

Совещание подходило к концу, когда в кабинет Сталина вошел Поскребышев и что-то прошептал на ухо Верховному. Ни своим видом, ни мимикой, не показал Сталин, как воспринял свежую новость. Генералы и маршалы, стоявшие у большой карты Советского Союза никак не показали своего интереса, продолжив, как только секретарь вышел, обсуждение последнего прорыва немцев под Киевом. Сейчас прорыв локализован и фронт практически стабилизирован, но последние пять дней были довольно тяжелы для Генштаба ощутившего гнев Верховного.

- Что вы скажите товарищ Жуков?

- Выдохлись немцы, товарищ Сталин, не те уже что были в июне-июле. Да и мы учимся воевать. Бьем немцев.

- Так почему мы еще отступаем? Пятимся? Почему, товарищ Жуков?

- Опыта маловато, чтобы гнать их вперед товарищ Сталин.

- А когда мы этот опыт наработаем? Когда мы перестанем пятиться и ударим?

- Скоро, товарищ Сталин,- вытянулся генерал Жуков.

- А вот товарищ Суворов, дважды Герой Светского Союза, летчик-ас, считает, что мы такой опыт наберем только через два года. Как вы считаете?

Генералы и маршалы молчали, они были согласны со словами Сталина. Войска еще не готовы к наступлению, мало того к обороне они тоже были не готовы. Некоторые удивленно переглянулись, недоумевая с какого боку тут известный летчик, что хотел этим сказать Сталин.

После окончания совещания, когда командиры удалились, в кабинет прошел майор Архипов.

- Есть новости, товарищ Архипов?

- Да, товарищ Сталин. Лавочкин уже закончил с проектированием нового истребителя. Завтра они начинают сборку в цехе КБ.

- Что вы думаете о новой машине?

- Пока не знаю, товарищ Сталин. Что-то конкретно можно сказать только после испытаний.

- Как только они пройдут доклад об испытаниях ко мне немедленно.

- Будет сделано, товарищ Сталин.

- Хорошо. Вернемся к подразделению товарища Водопьянова. Что сообщает штаб части?

- К ним прикрепили пилотов Аэрофлота для обучения ориентированию, сейчас проводиться усиленная тренировка личного состава...

Через полчаса, когда майор направился к выходу из кабинета, его догнал вопрос Сталина:

- Что там с товарищем Суворовым?

- Он продолжает находиться без сознания, товарищ Сталин, хотя главврач сообщила, что кризис миновал. Они обнаружили очаг заражения и вычистили рану.

- Сообщите мне, когда товарищ Суворов придет в себя,- велел Сталин.

Через час Архипов был в больнице.

- Что у вас?- спросил он у сержанта Путилина, который встречал его у входа.

- Рецидив. Снова: Прикрой, атакую!- ответил особист бросая бычок в урну.

- Значит, сегодня снова бредил?

- Да. Как только поднялась температура, его изолировали, вокруг снова врачи закружили.

- Что Власова говорит?

- Шансы выжить минимальны, он и так за эти три дня много сил истратил борясь с болезнью. В общем сердце может не выдержать.

- Понятно... О, как раз Елена Степановна идет. Сейчас узнаем что там.

Оба командира направились к спешащей в свой кабинет главврачу.

- Здравствуйте, товарищ Власова. Что с Суворовым?- спросил майор.

- В порядке он. Приступ миновал. Даже глаза открывал, в потолок смотрел, а это очень хороший симптом, поверьте мне,- ответила она, снимая маску. Вытерев мокрый лоб рукавом, она спросила:

- Надеюсь посетителей к больному нет? Я вас сразу предупреждаю, десять дней к Суворову, доступ, кроме медперсонала БУДЕТ ЗАКРЫТ!

Проводив глазами скрывшуюся в своем кабинете женщину, Путилин с Архиповым переглянулись.

- А ведь сегодня должна была состояться встреча Вячеслава с корреспондентами,- вздохнул майор.

- Перенесли?

- Да, объяснили ситуацию, и перенесли на две недели. Даже иностранные журналисты не возмущались, понимают в чем дело.

С трудом открыв глаза, я посмотрел на такой знакомый и родной потолок. Даже трещина на нем, была рада моему возращению, раз умудрилась удлиниться.

Попытка пошевелиться ни к чему ни привела, кроме сильной слабости бросившей меня в новую пучину беспамятства. Проще говоря, я снова вырубился.

Второй раз я очнулся от лютой жажды. Громко сглотнув, я открыл глаза и успел увидеть руку с медицинской поилкой. Через секунду меня немного приподняли, и приложили к губам носик поилки. Живительная влага как бушующий водопад полилась не только в меня, смывая пустыню Сахару, но и подбородку капая на больничную пижаму.

Перед глазами появилось лицо моей спасительницы, оказавшейся медсестрой Машей.

- Ну что Сева, с возращением?

Громко сглотнув, я хрипло ответил:

- Да... Выиграл все-таки...

Слова приходилось проталкивать в горло, настолько оно казалось сухим и жестким как наждачная бумага. Несколько глотков воды не спасли меня от засухи.

Заметив мой взгляд в сторону поилки, Маша снова напоила, и как только я закончил сразу же спросила:

- Что выиграли?

Судя по ее виду, пока не расскажу не отстанет, поэтому прочистив горло, проверяя в каком оно сейчас состоянии, ответил: