Никита Сомов - Тринадцатый Император. Часть 2

*5 Знаменитая тюрьма в Варшаве.

*6 Зыгмунт (Сигизмунд) Игнатьевич Сераковский, капитан русского Генерального штаба. С началом польского Восстания взял на службе отпуск за границу на 2 недели и выехал из Санкт-Петербурга в Литву, где стал одним из руководителей восстания. Провозгласил себя воеводой Литовским и Ковенским под именем Доленго. В короткое время собрал крупный отряд из 5 тыс. человек. 25-26 апреля у Медейки отряд Сераковского в бою был разбит русскими войсками. Сам Сераковский был ранен пулей в грудь навылет и попал в плен. Перед военно-полевым судом отвечать по существу он отказался, требуя суда присяжного и гласного. Суд приговорил его к смертной казни через повешение.

*7 В июне 1863 года, в Варшаве из главной кассы Царства Польского повстанцами было 'конфисковано' три миллиона рублей.

*8 Имеется в виду М.Н.Муравьев

*9 Исторический факт. В феврале 1863 г. папа Пий IX часами стоял на коленях с распростертыми руками перед толпами верующих, вознося молитвы за 'несчастную Польшу'.

Иезуитов Михаил Николаевич Муравьев положительно не любил. Вот и сейчас, глядя в окно на труп казненного польского священника, мерно покачивающийся на виселице, стоящей посреди Замковой площади Варшавы, генерал-губернатор не испытывал никаких чувств, кроме глубокого удовлетворения.

Еще когда его предшественник, генерал Назимов писал в Петербург, что всю силу края польского составляют ксендзы, а потому с ними необходимо поладить, граф внимательно прочитал бумагу, задумался и сказал: 'Да, это очень важно... Непременно повешу ксендза, как только приеду в Варшаву...' И повесил. И вешал с регулярной периодичностью, без удовольствия, но с удовлетворением человека, который понимает, что делает и видит плоды своих трудов.

Большинство шло в банды не по убеждению: паны приходили влекомые гонором и желанием покомандовать своим отрядом, показать свою удаль; небогатых шляхтичей соблазняли офицерские чины, щедро раздаваемые бунтовщиками; безусые юнцы примыкали к мятежникам, решив таким образом покорить своих возлюбленных панночек; католиков увещали иезуиты, грозя отлучением; хлопов сгоняли насильно, и они даже не помышляли о побеге, живя под влиянием страха, наведенного жандармами-вешателями. Остальные шли, как бараны, потому что все идут. Одни лишь черные сутаны принимали участие в мятеже по убеждению и действовали вполне сознательно. Иногда генерал-губернатору даже казалось, что в Царстве Польском, не было ни одного ксендза, который не принимал бы участия в мятеже. По крайней мере среди живых, ибо священников, решивших явно противодействовать мятежу, бунтовщики не щадили. Те же из священников, кто открыто вставал на сторону восставших, не гнушались ничем. Ксендз Мацкевич руководил одной из самых крупных банд, иезуиты Плешинский, Тарейво, Пахельский, не скрываясь, состояли 'жандармами-вешателями' и лично совершали убийства, да и среди 'кинжальщиков' было немало священников.

Именно поэтому по отношению к этой категории мятежников генерал-губернатор вполне оправдывал свое прозвище - Вешатель*.

- Нехорошо это, Михаил Николаевич, - осуждающе покачал головой граф Берг, стоящий рядом и так же наблюдающий эту картину.

- Федор Федорович, поверьте, как от худой яблони не может быть хороших плодов, так и иезуит никогда не может быть верным сыном России, - спокойно ответствовал Муравьев.

- Возможно, но почему бы не поступать с ними как с остальными арестованными, с крестьянами например? Посадить в тюрьму, получить признание...

- Потому что ксендза трудно заставить говорить даже в тюрьме. Это вам не крестьянин, которому одного слова довольно, и он все расскажет. Исключения лишь те, которые, кроме бытности в банде, совершили какие-нибудь другие преступления, или были в шайке жандармов-вешателей, либо кинжальщиков, убивавших мирных жителей по приказанию народного управления. Да, впрочем, они никогда и не сочувствовали мятежу, и напротив того всегда были на стороне нашего правительства, а шли в банды, как уже сказано, страха ради.

Ксендза же, как и любого человека, действующего сознательно, по убеждению, нельзя запугать тюрьмой. Он никогда не потеряет самообладания, будучи брошен за решетку, потому что для него в ней нет ничего непредвиденного. Прежде чем приступить к делу, он уже зрело обдумал свои действия и их последствия. Следовательно, еще до заключения в тюрьму он уже знал как ему следует вести себя в ней. Он знает, что для него всего лучше было молчать - не проговариваться ни другу, ни недругу. В таких обстоятельствах, от ксендза никогда и ничего добиться. Другое дело - какой-нибудь пан. Ему и не снилась тюрьма, когда он шел до лесу. Все его мысли были заняты своею возлюбленною панночкою, которая, по возвращении, конечно, целым и невредимым, и по избавлении своей отчизны от варвара-москаля кинется ему на шею. Гордыня и гонор, ведут его. Никто из этих слабоумных, настроенных ксендзами, и не воображал, что затеянное ими дело может принять какой-либо худой оборот. Для них тюрьма совершенно неожиданна, и, попадая в нее, они не успевают собраться с мыслями, побороть свои растерянность и страх. Когда человек в таком положении, то не трудно его поймать на удочку, да так, что он и сам этого не заметит.

Недавно привели в тюрьму молодого пана, пытавшегося уйти верхом от войск, преследовавших его банду. Когда его схватили, он растерялся до такой степени, что в тюремной канцелярии, приняв солдата за коменданта, обратился к нему с словами: 'ваше высокоблагородие'. Один из моих адъютантов, Буланцов, видя его замешательством, тотчас надел мятежническую одежду, и когда пана заперли в каземат, велел ввести туда и его самого, в виде арестанта. Едва войдя в камеру, бросился он к поляку на шею и давай его целовать, говоря: 'Ах Боже, ах Боже мой! И пан-командир попался сюда. Разве совсем уже разбили нашу банду?'. Поляк выпучил на него глаза, а потом говорит: 'А вы, пан, тоже из наших?'.

Поручик, ничуть не растерявшись назвал по имени всех офицеров банды и самого начальника банды, которые знал из показаний уже захваченных мятежников, а себя назвал унтер-офицером. Пан, совсем запутавшись, долго смотрел на него, да и говорит: 'Действительно, припоминаю; вы не пан ли Ж.....?'. Поручик подтвердил его догадку и всеми силами начал располагать его к себе. Поговорили они о несчастной Польше, о проклятых москалях, о разбитой банде, а под вечер завели откровенный разговор, в котором пан выложил, где спрятаны оружие, порох, съестные припасы и другие принадлежности банды, и все это впоследствии было найдено.

- Лихо! - изумился Берг, - И где же вы, Михаил Николаевич, такой талант нашли?

- В Новогеоргиевской крепости Плоцкой губернии. Талантлив чрезвычайно, хотя и слишком языком молоть горазд. Буду рекомендовать его в столицу. А заприметил я его после того как из Плотцка один за другим пошли рапорты об успешных разгромах банд. Заинтересовался я этим делом и выяснилось, что большинство успехов по выявлению банд, отысканию мест склада оружий, пороха, съестных припасов, одежды и других вещей, принадлежавших мятежническим отрядам на счету унтер-офицера Буланцева. Пострелец, выезжая на задания, с отрядами войск или отдельно от них, одевался в польскую мятежническую форму, и, отделяясь от отрядов, ездил впереди, один, иногда версты две или три впереди. Встречаясь с небольшими мятежническими отрядами, и даже с целыми бандами он, не теряя присутствия духа, поздоровался с начальником, представлялся унтером такой-то банды отправленным с поручением. Говорит он на польском, как на родном, и местные частенько обманываются на его счет, принимая за своего брата.