Тим Пауэрс - Гнёт ее заботы

― Не стреляй, ― поспешно сказал Кроуфорд. ― Я встречал их раньше в таком виде ― пули просто отскакивают от них.

― Любимый! ― прошептала Джозефина, широко раскрытыми глазами глядя на змея.

Громко жужжа, существо поднялось в воздух и поплыло навстречу укутанному темнотой склону холма.

Кроуфорду почти удалось поставить сопротивляющуюся Джозефину на ноги, когда мелодичный голос прозвучал снова откуда-то из-за деревьев.

― Ваши пули не смогут меня убить, ― сообщил он, и хотя тон был вежливым, Кроуфорд явственно различил скрывающийся за внешним спокойствием гнев, ― но они могут причинить мне боль. Вы уже один раз ранили меня, Мистер Кроуфорд, в Альпах. Припоминаете?

Кроуфорд не мог больше удерживать брыкающуюся Джозефину. Он рухнул на колени, позволив ей повалиться на него, так что о мостовую ударились его уже кровоточащие колени, а не ее голова. ― Какого дьявола ты не выстрелил, когда был такой шанс? ― с измученным всхлипом спросил он Байрона.

Затем глубоко вдохнул и поднял взгляд. ― Нет! ― выкрикнул он, отвечая на голос.

Он был рад, что существо, очевидно, хотело поговорить, так как ему нужно было время, чтобы подумать. «Могут ли они с Байроном дотащить Джозефину до залива, и использовать защитные свойства морской воды, чтобы продержаться там до рассвета»? «Совсем как дети, ― истерично подумал он, ― которые плавают в пруду, ныряя под воду каждый раз, как над ними пролетает шершень».

Джозефина тяжело дышала, уставившись взглядом в темную чащу.

― С помощью зеркала, ― сказал голос. ― Когда ты отразил на меня солнечный свет.

Об этом Кроуфорд помнил. ― Но это был не Полидори, ― выдохнул он. ― Полидори покончил с собой только в прошлом году.

― Мы не столь разобщенные существа как люди, ― донесся голос. Он засмеялся, резко и звонко, словно зазвенели бронзовые колокольчики. ― Что сотворите единому из сих братьев моих меньших, то мне сотворите.

― Как ты смеешь, ― процедил Байрон, ― цитировать Писание?

― А ты как смеешь публиковать поэзию как свою собственную? ― отпарировал голос, и ярость его внезапно стала весьма очевидна. ― Непревзойденный лорд Байрон! Тайно высасывающий млечные соки из груди Медузы Горгоны! Самонадеянно презирающий всякого, кто не обнаружил к ней собственного пути! Моя поэзия, может, и не была верхом совершенства, ― сорвался на визг голос, ― но, по крайней мере, она была моей собственной!

Байрон, все еще сжимающий в руке пистолет, при этих словах засмеялся и повел дулом в сторону холма. ― Поэзия, ― добродушно ответил он, ― была наименьшим из всего, в чем я тебя превосходил.

С холма донесся пронзительный вопль, и на краткий миг перед взглядом Кроуфорда мелькнул обнаженный мужчина, несущийся к ним между деревьев, а Байрон навел пистолет; но мгновение спустя воздух снова наполнило жужжание, и на них устремился крылатый змей.

Пистолет Байрона выстрелил за мгновение до того, как существо атаковало его, и пуля срикошетила от змея, а затем от стены дома. Одновременно с этим, факел описал в воздухе дугу и ударился о камни, разбрасывая ворох искр.

Свет погас, и сквозь стоящий в ушах перезвон Кроуфорд услышал испуганное натужное дыхание Байрона и скольжение и тяжелые шлепки колец змея; затем до него донесся резкий мучительный хрип, и он понял, что существо опутало Байрона и выдавливает из него остатки воздуха.

Кроуфорд шагнул к морю ― единственной владевшей им мыслью было уплыть отсюда как можно дальше ― затем он увидел, что факел потух не совсем. Он лежал на камнях в паре ярдов слева, и его верхушка все еще тлела.

Пересиливая желание спастись бегством, он подхватил факел и махнул им в воздухе. Факел снова вспыхнул, и первым, что он увидел, было лицо Джозефины встревожено уставившееся на Байрона и змея.

Он осознал, что беспокоилась она вовсе не за Байрона, а за своего любовника ― и обуявшая его паника закалилась в налитую свинцом отчаянную ярость.

Он отвернулся от нее.

Змей повалил Байрона на землю, его длинное гибкое тело обвилось вокруг него, прижимая руки к тесно сдавленным ребрам, и когда Кроуфорд шагнул вперед, змей наклонил голову к шее Байрона и изысканно вонзил узкие зубы в его напряженное горло.

Глаза Байрона зажмурились, а губы разошлись, оскалив зубы в рычании, в котором ярость мешалась с болью и унижением ― но также и вынужденным наслаждением ― и Кроуфорд подался вперед и ткнул факелом в глаза змею.

Джозефина закричала, а языки пламени лизнули щеку Байрона и опалили седые волосы у виска, но глаза рептилии лишь повернулись вверх и безразлично скользнули по Кроуфорду, пока чешуйчатая глотка продолжала поглощать кровь Байрона.

Все еще держа одной рукой факел, Кроуфорд вытащил из кармана пиджака банку толченого чеснока и грохнул ее о камни, а затем зачерпнул полную ладонь стекла с чесноком и, содрогаясь от отвращения, опустился и вытер руку о глаза рептилии. Осколки стекла вонзились ему в ладонь, но возможность причинить таким образом ущерб новому любовнику Джозефины заставила его не обращать внимания на собственную боль.

Змееподобное существо содрогнулось, шипя и выплевывая наружу кровавые брызги, и начало моргать своими огромными глазами. Кольца его ослабли, и Байрон стряхнул их и слабо откатился в сторону, сипя и кашляя.

Кроуфорд отпрянул от монстра к Джозефине, когда золоченые крылья начали биться и жужжать, поднимая в воздух песок, покрывающий мостовую.

Существо, бывшее Полидори, снова поднялось в воздух. Его громадный вес угадывался по тяжелому покачиванию его тела. Минуту голова чудовища крутилась туда и обратно, силясь что-нибудь разобрать сквозь кровь, стекло и чеснок, застилающие его взгляд.

Затем, зависнув в воздухе на уровне плеч, существо задрожало, и его лицо начало корчиться, изменяя форму. Рыло втянулось внутрь и расширилось, и гротескно обернулось человеческими губами, чужеродной плотью на морде рептилии. ― Где ребенок? ― произнес рот. Голос был хриплым и задыхающимся, словно существу не хватило времени, чтобы слепить что-то большее, чем рудиментарные голосовые связки. ― Где ты, Джозефина?

Внезапно Кроуфорд осознал, что ребенок был ужасно важным для этого существа, гораздо более важным, чем Джозефина; эти дети, рожденные в повиновении, как Китс и Шелли, были редкостной удачей для его рода. Он склонился над Джозефиной и зажал ее рот своей кровоточащей рукой, но она вывернулась из-под него с неожиданной силой.

― Здесь, ― выдохнула она. ― Забери меня.

Голова жадно дернулась в сторону ее голоса, и когда длинное тело пулей метнулось к ним, Кроуфорд свободной рукой сграбастал Джозефину за талию и с усилием, что казалось вывихнуло плечо и защемило позвоночник, отбросил ее назад.