Александр Логачев - Разрубленное небо

Артем запрыгнул на лестничные перила, устроился на них, подогнув под себя одну ногу. Такамори встал рядом.

— Ну, что нового во владениях? — спросил даймё.

— Как ты велел, я отобрал людей и отправил их за ронинами…

Артем кивнул. Ронины — это хорошо, это то, что нужно. Много самураев, потерявших господина, болтается по провинции, занимаясь чем придется. Кто-то прибивается к деревенским феодалам, нанимаясь в качестве охранника или даже простого поденщика (некоторые из бывших ронинов, между прочим, и сами впоследствии выбиваются, на русский лад говоря, в кулаки). Другие — и таких уж никак не меньшинство — сбиваются в разбойничьи шайки, с одной из которых Артему однажды «посчастливилось» свести знакомство накоротке.

Прежнему сюго, даймё Нобунага, вменялось в обязанность бороться с разбойниками во вверенной ему провинции. Справлялся с этим Нобунага, надо отдать ему должное, весьма неплохо. Но вот Нобунага не стало, зато остались разбойники и преступники.

Артема никто не утверждал в должности сюго, то бишь военного губернатора провинции, однако как-то само собой подразумевалось, что до официального утверждения, буде таковое последует, именно ему выпадало исполнять обязанности сюго. Поэтому поиск преступников и борьба с разбойниками — это теперь его головная боль.

И вот пришла Артему в голову нехитрая идея убить разом двух зайцев, наняв ронинов к себе на службу, — для чего в разные концы провинции и были отправлены гонцы.

Конечно, вкусившие разбойничьей вольницы ронины — контингентец еще тот. Махновщина, анархия-мать-порядка. Что ж, будем обламывать и строить, есть идейки, как это сделать. Главное, чтоб пришли. А должны прийти. Артем велел гонцам оглашать во всех селениях следующее воззвание, или ультиматум, называй, как хочешь: в течение трех дней прибыть к замку в городе Ицудо, известному прежде как замок Нобунага, и присягнуть на верность новому сюго, даймё Ямомото. Даймё Ямомото, известный как человеческое воплощение Белого Дракона, берет ронинов к себе в кэнин. [6] Кэнин — вассал. Те, кто не придет в Ицудо и продолжит разбойничать по лесам и дорогам, будут безжалостно истреблены даймё Ямомото.

Наверняка многие ронины испугаются гнева ужасного и могущественного Белого Дракона, который покровительствует новому даймё. (Ведь какие только страсти не рассказывают про него. Говорят, он наслал тайфун на флот монголов и потопил его весь, до последнего корабля. Что стоит такому справиться с какими-то жалкими ронинами!)

К тому же большинству из ронинов до смерти осточертела полуголодная жизнь в лесах, и они давно были бы рады поменять ее на что-нибудь достойное, да не на что было, никто ничего не предлагал…

Понятно, в указанные три дня подтянутся далеко не все. Но через месяц прибегут остальные. Потому что первых Артем решил осыпать милостями — определить каждому 150 коку риса в год и пообещать в будущем земельный надел. Где взять такую прорву риса или денег, даймё знал — один только доход от игорного бизнеса (Артем намеревался подобрать под себя все игорные заведения в провинции) даст ему эту сумму. А землю… Ну, это потом когда-нибудь, если все удачно сложится, да и обещанного, как известно, три года ждут. Тут ведь главное — зажечь для людей свет маяка, который куда-то манит, что-то хорошее сулит, — так жить и служить гораздо проще, гораздо веселее.

Весть о щедрости даймё разнесется быстрее эха в горах, и вскоре отбою не будет от ронинов. Можно забиться на что угодно — потянутся и из соседних провинций. И вот тут уж Артем не станет разбрасываться коку риса. И будет гораздо придирчивее в отборе кандидатов. А соискатели — в этом тоже можно не сомневаться — уже согласны будут служить и за меньшее жалованье, чем первые, за гораздо меньшее.

Вот такую комбинацию он намерен разыграть. Чего уж там, ему позарез нужны были беззаветно преданные самураи, он сейчас остро чувствовал свое феодальное одиночество. На тех самураев Нобунага, что не совершили сеппуку, не ушли к сыну даймё Нобунага, а присягнули на верность новому даймё, Артем всецело полагаться не мог. Если кто-то вдруг убедит их, что даймё ненастоящий и прежнего их хозяина Нобунага он убил бесчестно… в общем, понятно. Артему нужны были свои, беззаветно ему преданные и всем ему обязанные самураи…

— Кстати, Такамори, как ты себя чувствуешь со всем этим… — Артем показал пальцем на мечи у себя за поясом, потом — на мечи за поясом Такамори.

— Непривычно — мягкое слово. Странно чувствую… Еще вчера самураи были смертельными врагами яма-буси, а теперь я сам самурай, должен брить лоб, вечно таскать с собой эти мечи…

— В общем, я тоже себя чувствую, мягко говоря, непривычно, — признался Артем. — Так что вместе привыкать будем. Как у тебя складывается с самураями Нобунага?

— Плохо, — сказал Такамори. — Они не принимают меня за ровню. Но раз даймё, которому они присягнули, наградил меня самурайскими мечами, им приходится держаться со мной вежливо. Однако даже если ты назначишь меня над ними старшим, приказов от меня они не примут.

— Ладно, — Артем беспечно махнул рукой, — это все пустяки, это нам не помешает, потом что-нибудь придумаем.

Затекла нога, и Артем спрыгнул с лестничных перил.

— Но, по-моему, ты сейчас на своем месте, Такамори? Или я не прав?

За последние дни под глазами Такамори нарисовались черные круги, из-за чего он стал казаться старше своих лет, которых, кстати, и сам не помнил. Однако неожиданно его глаза ожили.

— Наверное, ты прав, Ямомото-сан, — задумчиво произнес Такамори. — Нынешняя жизнь гораздо более полная, чем прежняя. Чем годами прятаться в горах и гадать, откуда придет опасность, лучше жить посреди этой опасности и подчинять ее себе… — Такамори усмехнулся. — А в ближайшее время наша жизнь, думаю, станет еще более полной и уж всяко более беспокойной. Удержать власть сложнее, чем ее захватить.

— Как ты знаешь, я и не обольщался насчет того, что сяду на правление и жизнь потечет сахарным ручьем.

— Но я пришел к тебе, господин, не для того, чтобы сообщить о гонцах к ронинам…

— Так что же случилось?

— Ничего особенного. Перехвачено письмо. Как ты велел, на всех путях, ведущих в соседние провинции, устроены засады. Ночью на дороге, ведущей к равнине Кинаи, остановлен письмоносец, у которого найдено письмо Тору Камикава.

— Кому оно написано?

— Сыну даймё Нобунага.

— Ну, этого следовало ожидать. Что он пишет?

— В письме он рассказывает сыну даймё, как погиб его отец…

— Уж в который раз, интересно, сын об этом выслушивает! И в письменном виде, и в устном. Хоть бы кто-нибудь подумал о сыновних чувствах. Впрочем, я перебил, продолжай.

— Тору Камикава пишет, что поединок был честным. Тору Камикава просит прощения у господина Нобунага за то, что не сделал сеппуку после того, как погиб господин даймё.