Александр Логачев - Разрубленное небо

Ну и понятное дело, расцвету Ицудо способствовало большое число игорных заведений, которое будущий сюго взял под свое покровительство еще до своего вселения в замок даймё (а теперь распространил сие покровительство — ну еще бы упускать такой случай! — по всей провинции). Любители покидать кости могли, разумеется, это проделывать и в других городах, но теперь у них появилась возможность совместить любимое занятие с посещением враз ставшей знаменитой ярмарки Торикихидзе, о которой говорят в каждом доме, о которой рассказывают сущие небылицы, которую никогда не пропускает Белый Дракон и творит там свои великие чудеса. А значит, побывав на Торикихидзе, обязательно увидишь и легендарного Бьяку-Рю. Как тут не поехать. А Артему того и надо. Чем больше людей приедет в Ицудо, тем лучше будет всем ицудовцам, а заодно и ему самому…

Въезжая на площадь Торикихидзе (бывший бесполезный пустырь) и привычно оглядываясь, Артем в который уж раз подумал, что ярмарке тесно в ее нынешних границах, а так просто их не расширишь (с одной стороны — овраг, с другой — дорога, с двух других — постоялый двор и дома), надо что-то придумывать. И если до этого дня Артем утверждался в намерении собраться советом, каким они решали городские дела (дзито, Сюнгаку, Такамори, ну и сам Артем во главе честного собрания), да и расщелкать проблему, то сегодня он подумал другое — а надо ли ему голову ломать, коли дорога ему в Киото, и когда оттуда вернется, с чем вернется, одному Будде известно.

Обладай японцы более бурным темпераментом, скажем, сродни итальянскому, они бы встречали даймё подбрасыванием вверх шляп-амигаса, криками и визгами, а особенно буйные кидались под копыта его лошади. Но японцы выражали даймё свою любовь поклонами глубочайшего прогиба и благоговейным молчанием.

В такие мгновения на Артема накатывали девятым валом цирковые воспоминания: бравурная цирковая музыка, направленные на тебя лучи «пистолетов», восхищенные зрительские взгляды. В ответ тянуло помахать рукой, прокричать что-нибудь приветственное, жизнеутверждающее вроде «Здравствуй, мой народ!». Но — нельзя. Один из самых важных выводов, какие сделал для себя Артем по результатам четырехмесячного правления, — следует быть таким, каким тебя хотят видеть. Тебя хотят видеть суровым и надменным — смири себя и будь таким. От тебя ждут чудес — что ж, надо время от времени подкидывать чудеса.

Проезжая по «живому» коридору к Воротам Бьяку-Рю, Артем обводил глазами людей. Всех тех, кто стоял в первом ряду, он узнавал даже в согнутом состоянии. В том ряду стояли наиболее знатные самураи Ицудо и наиболее богатые и уважаемые горожане, такие, например, как Сюнгаку, как хозяева постоялых дворов, чайных домиков, как появившиеся в последнее время в городе ростовщики, как хозяин первой в Ицудо меняльной лавки, как оружейники, как «мастера караманов», как ремесленники, которые появились в Ицудо при новом даймё и пользовались большим уважением даже у самураев хороших домов. В первый ряд были допущены также приехавшие на Торикихидзе знатные самураи. А вот кого не было в первом ряду «живого» коридора, так это приезжих простого звания, крестьян, самураев низкого ранга. Да и быть не могло — японцы щепетильно блюли иерархические строгости.

Артему попался на глаза прогнувшийся до земли мастер Кобаяси, один из ремесленников, которые обязаны своим нынешним сытым и довольным положением исключительно даймё Ямомото. А сколько трудов ушло у Артема на то, чтобы сделать из Кобаяси человека.

Кобаяси был резчиком по дереву. Не профессиональным резчиком, разумеется, ибо до последнего времени не существовало такой профессии в Ямато, а зажиточным крестьянином, который на досуге баловался резьбой по дереву. И хорошо у него получалось. Как уверяли Артема, лучшего резчика, во всяком случае, в Ицудо не отыскать.

Каково же было удивление Артема, когда Кобаяси отверг его предложение. Отверг! Предложение самого Белого Дракона! Ничуть не страшась попасть в немилость к его небесному покровителю! И это какой-то крестьянин!

Предшественник Артема, даймё Нобунага, наверное, без всяких колебаний и раздумий самолично срубил бы наглецу голову, вернул меч в ножны и навсегда бы забыл, что жил на свете некий Кобаяси. Но Артем так поступать не стал. И не только из врожденного гуманизма, но еще и из любопытства — очень уж ему захотелось доискаться причины эдакой безрассудной смелости.

Причины он доискался. Она оказалось на удивление проста — упрямство. Но не обыкновенное упрямство, а редкая, воистину ослиная форма упрямства, видимо, возросшая на почве неких одной лишь медицине известных отклонений в психике, — человек не мог отойти от однажды вбитого ему в голову. Вот вбили Кобаяси в голову, что он должен жить только доходом с земли и никак иначе, в этом, де, его земное предназначение, и все — не переубедишь. «Так я должен», — твердил не шибко умный, но зато гениально упрямый резчик Кобаяси.

Какое-то время Артем уговаривал его, приводя убедительнейшие аргументы. «Не веришь мне, верь моему небесному покровителю, — говорил Артем. — Он не оставит тебя, возьмет под свое крыло… Послушай, Кобаяси, чтоб тебя черти взяли, есть такое магическое слово, которое тебе не выговорить, но это и не важно. Слово это — „сувенир“. Ты будешь создавать вещь, за которой в очень скором времени станут приезжать из Камакура, а потом и из самого Киото. Пройдет немного времени, и твои поделки станут известны в Корее и в Китае. Твое искусство прославит имя Кобаяси. Ты сможешь основать свою школу — Кобаяси-рю. Твои дети, внуки, правнуки и так далее будут с гордостью говорить всем и каждому: „Я потомок того самого величайшего мастера, жившего в эпоху Белого Дракона.“ Ну, согласен?!»

Но Кобаяси ни в какую не соглашался. Были моменты, когда, несмотря на все свое человеколюбие и гуманистическое цирковое воспитание, Артем был на грани от того, чтобы схватиться за «Свет восемнадцати лун» и ловким ударом снести эту тупую башку. Еле сдерживался. Ограничивался простыми угрозами. Но угрозы не помогали. «Ты можешь отрубить мне голову, — говорил Кобаяси, — я с радостью приму смерть от великого Белого Дракона».

Артем мог бы плюнуть и отступиться. Но ему позарез нужен был лучший резчик по дереву в городе Ицудо. Потому что Артем придумал несколько, как их назвали бы в иное время, «фишек», которые должны были стать визитными карточками города Ицудо и провинции вообще. И они должны были быть исполнены на уровне, а не абы как. Не для извлечения доходов из самих этих «фишек» старался Артем (хотя свой процент он не собирался упускать, еще чего!), все затевалось для постоянного привлечения новых людей в город. Чтобы слава об этих «фишках» прокатилась по всей Японии великой, чтобы в каком-нибудь далеком Камакура капризная красавица, узнав, что у кого-то появилась в доме та самая «фишка», заявила бы без ума влюбленному в нее самураю: «И я тоже хочу!»