Александр Логачев - Разрубленное небо

Брат покосился на нее.

— Я так хочу. — Был бы здесь лакированный паркет, а она была бы в туфлях на каблуках (каковых Япония еще не знала), то обязательно притопнула бы ножкой.

— Тебе сколько лет? — вздохнул нахмурившийся Хидейоши. — И ты хоть немножко головой думаешь? Ты хочешь опозорить род Кумазава? Отправляйся домой и забавляйся там!

По лицу Ацухимэ было видно, что она хочет возразить, и обязательно в непримиримом тоне. Но брат опередил все ее возражения:

— Если отправишься играть, прикажу самураям силой запихнуть тебя в носилки и унести отсюда!

— Я посмотрю, как у них получится! — показалось, что вот-вот из глаз девушка вырвутся агатовые молнии.

До хорошей такой, основательной родственной ссоры оставались какие-то мгновения, считанные реплики. Пришлось Артему срочно вмешиваться.

— Дорогие мои Кумазава, все споры напрасны хотя бы по одной-единственной причине — у нас все равно сейчас нет времени на игры. Вот-вот начнется выступление цирковых артистов, и все пойдут туда, и мы пойдем туда. А ханэцуки… Что ханэцуки! Куда оно денется! Сегодня же вечером я научу тебя, Ацухимэ, этой чудной игре на отличной поляне возле замка. Кроме того, я подарю вам ханэцуки с хагоита, и вы будете удивлять столицу новой забавой. Все, все, а теперь пошли смотреть ткани и украшения. Кстати, а что говорят в столице о выступлениях наших цирковых артистов?

— Ничего не говорят, — пробурчал Хидейоши, недовольно косясь на сестру.

— Странно, — продолжал болтать Артем, уводя обоих Кумазава за собой, в сторону торговых рядов. — В нашей провинции разговоры о цирковых представлениях не утихают вот уже который месяц. И даю вам слово, стихнут не скоро. А то и вовсе никогда не стихнут. Слишком уж хороши выступления, нигде такого не увидишь. Даже в Хэйан, не говоря про Камакура…

И хотя Артем сейчас говорил без умолку исключительно ради того, чтобы заболтать назревавшую ссору между Кумазава, но говорил он сущую правду — далеко за пределами Ицудо гремела слава о выступлениях цирковых артистов на ярмарке Торикихидзе.

Собственно, не было ничего удивительного в том, что воздушный гимнаст из века двадцатого сумел поразить цирковыми номерами народ века тринадцатого. Не столь уж и трудное дело, если честно. Особенно когда гимнаст не просто гимнаст, а потомственный цирковой, все детство провел на арене и возле нее, среди репетиций и представлений, освоив между делом чуть ли не все цирковые профессии.

Организовал Артем все легко и просто. Сюнгаку и Рэцуко, двое бродячих циркачей, которым в свое время он из корпоративной солидарности здорово помог в этой жизни, превратив из нищебродов в воротил игрового бизнеса, — так вот, эти двое, воспользовавшись старыми связями, зазвали в Ицудо лучших, по их мнению, циркачей. Забраковав половину, из оставшихся Артем сколотил труппу.

Конечно, сам он выступать не намеревался — самураю высокого ранга не пристало заниматься столь низким делом, враз растеряешь весь авторитет. Он лишь объяснял циркачам, что от них требуется, и показывал, как это делать. А поскольку в цирковых тонкостях воздушный гимнаст Артем Топильский разбирался лучше не придумаешь, то довольно скоро была подготовлена убойная программа. Убойная, разумеется, для публики тринадцатого века, но ведь перед ней и выступать.

Много места в программе занимали, понятное дело, акробатика и жонглирование. Были и канатоходцы. Была и клоунада с поправкой на местную мифологию и местное чувство юмора. Не обойдена был и дрессура — жанр, до Артема здесь напрочь неизвестный. Пока что удалось подготовить только номер с дрессированными обезьянками, но в плане развития цирка на ближайшее пять месяцев стояли и другие животные. «Гвоздем» программы стали фокусы. Даже нехитрые манипуляции с ниточкой и монетками вызывали у публики бешеный восторг, что уж говорить про более сложные трюки с глотанием огня, доставанием вещей из пустых коробок и мгновенным исчезновением узлов на веревке. А сейчас Артем готовил номер из классического репертуара мало-мальски серьезного циркового иллюзиониста двадцатого, не говоря уж про следующее, столетия: человек якобы сгорает вместе с шатром, в который вошел, но спустя несколько секунд появляется откуда-нибудь живой и невредимый. Артем не сомневался — от такого зрелища у местных зрителей от восторга просто снесет крышу, и не факт, что некоторым удастся вернуть ее на место.

Занявшись неподобающим для даймё делом устроения цирка, Артем подстрелил сразу двух зайцев: заглушил свою тоску по цирковым денечкам и заложил фундамент ярмарки Торикихидзе. Ведь для того, чтобы ярмарка заработала в городе, никогда не знавшем рынка, недостаточно одних, высокопарно выражаясь, экономических основ. Долгонько тогда бы пришлось раскручивать идею. Необходимо было чем-то завлечь людей, приучить их ходить на ярмарку, пусть сперва и за одними только чудесами. Потом станут ходить сюда и без всяких чудес… Так, собственно говоря, и вышло.

А ярмарка была позарез нужна бывшему цирковому артисту. Мало чем, как выяснилось, Артем мог изумить древний мир. Его научных и технических познаний явно не хватало для чего-то мало-мальски путного, а с одним лишь мечом в мозолистых руках он вряд ли мог преуспеть в мире самураев, каждый из которых с младых ногтей обучался владеть этим самым мечом. Так что еще оставалось? Только искать свой путь. Свой особый путь. И Артем его нашел.

По большому счету, Артем превращал город Ицудо в Лас-Вегас древнеяпонского разлива, в город чудес и развлечений. Да уж и превратил — стоит только вспомнить, какая затхлость и безнадега тут царили до него. А что имеем сейчас? Вот то-то, япона мать! И если бы не волнами накатывавшие в последнее время приступы хандры, то еще больше бы всего успел…

Их процессия в очередной раз затормозила, потому что Ацухимэ остановила одного из пробегавших мимо торговцев вразнос, в изобилии мельтешивших по рынку с лотками на груди. Одни торговцы продавали моти и данго, [37] Моти — рисовые лепешки; данго — рисовые колобки. которые заворачивали в большие листья, другие — воду и холодный чай. Артем и Хидейоши тоже остановились, дожидаясь, когда проголодавшаяся девушка купит себе моти.

— Говорят, что число домов, где играют в кости, в твоей провинции многократно возросло, — сказал Хидейоши. — И все они находятся под покровительством Белого Дракона. Правда?

— Правда. Но разве это противоречит хоть одному императорскому закону? Ведь не под моим же покровительством находятся эти заведения, а под покровительством Белого Дракона, обитателя Небес. Я же всего лишь человек, в чьем сердце горит частица пламени Бьяку-Рю.

— Ты научился говорить как придворный аристократ, — усмехнулся Хидейоши. — Только знай, что сиккэн обдумывает закон, запрещающий самураям играть.