Марат Ахметов - Сталин. Разгадка Сфинкса

В чем заключалась суть провокации остается загадкой. Напротив, судя по всему, Сталин в то время еще довольно серьезно доверял Бухарину, раз отправил его в длительную командировку за границу, что было совсем непросто в то время и не только из меркантильных соображений. К тому же вождь санкционировал поездку к нему находившуюся на последних месяцах беременности супругу.

Три недели чета Бухариных находилась в столице Франции вместе. В Москву они вернулись перед самым Первомаем, без документов и материалов, поездка оказалась безрезультатной. Спустя всего несколько дней после возвращения у них родился ребенок мужского пола. Супружеское счастье, обремененных первенцем, молодоженов длилось недолго. По случаю приезда Андре Жида в СССР Бухариным неосмотрительно допускается чрезмерно восторженное приветствие в «Известиях» в его адрес. Он дважды пытается затем встретиться и переговорить тет-а-тет с французским писателем, но безуспешно.

В июле 1936 года Бухарин посетил Сталина в его кремлевском кабинете, попросил отпуск и получил разрешение. Он решает реализовать давнюю задумку и отправляется на Памир. В горах Бухарин старается забраться в такие дебри, где почты и тем более телеграфной связи не существует.

Обвал случился 19 августа, когда в Москве начался процесс над Зиновьевым с Каменевым и другими лицами. Камни посыпались на Бухарина с совершенно нежданной стороны. Помимо прочих, подсудимые стали давать показания изобличающие Бухарина, Рыкова, Томского. 21 августа было опубликовано заявление прокуратуры о начале следствия по вышеназванным персонам. На следующий день появилось тревожное сообщение о самоубийстве Томского. Перепуганный Бухарин отправил телеграмму Сталину и Ягоде с просьбой отсрочить казнь, дабы добиться очной ставки с Зиновьевым и Каменевым. 25 августа (в день приведения приговора в исполнение) предельно обеспокоенный он прилетает в Москву. Сразу же по приезду Бухарин попытался связаться со Сталиным, но был извещен, что вождь отдыхает в Сочи.

Начались его мытарства на воле-неволе, продолжавшиеся ровно полгода. Все поведение Бухарина с самого возвращения в Москву из Средней Азии — сплошная череда нелепейших тактических ошибок. Сверх всякой меры эмоциональный и мятущийся Бухарин своими неразумными выходками лишь усугублял недоверие к нему постепенно переходившими в подозрение. Его оборонительная линия поведения оказалась совершенно неэффективной. В сущности, он объявлял бойкот неизвестно кому. Бухарин не использовал возможность организации защиты надлежащим образом. В его руках было мощнейшее оружие — пресса. Ибо никто не снимал Бухарина с поста главного редактора крупнейшей газеты страны. Работая в периодике, как бы ни было ему морально тяжело, он мог реально влиять на неблагоприятно складывающуюся ситуацию и, в конечном счете, возможно, переломить ее.

Замещавший Сталина на время его отпуска Каганович устроил Бухарину очную ставку с арестованным к тому времени Сокольниковым. Во время которой демонстративно держался нейтралитета, а, оставшись наедине с Бухариным, внешне благожелательно посоветовал ему спокойно выходить на работу. Напутствием Кагановича, а также публичным извещением Прокуратуры СССР о прекращении следствия по его с Рыковым делу за отсутствием оснований, Бухарин не воспользовался. Почти два месяца он не выходил из квартиры никуда, получив одобряющие весточки лишь от Ромена Ролла-на и Бориса Пастернака. От последнего позже еще раз.

Только 7 ноября, получив из редакции гостевой билет, чета Бухариных решилась выйти на Красную площадь, к людям. Придя к Мавзолею, но, одновременно, не осмеливаясь даже поднять голову вверх. Пришлось, заметившему Бухарина Сталину, отправить постового с пожеланием подняться на трибуну — соответственно его статусу. При этом, завидев пробиравшегося к ним сквозь толпу часового, жена Бухарина испугалась и вообразила, что ее мужа идут арестовывать. Так Бухарин очутился на трибуне Мавзолея. Поговорить со Сталиным ему не удалось, тот стоял вдалеке и первым покинул трибуну.

После октябрьских торжеств Бухарин упорно продолжал гнуть свою глубоко ошибочную тактику. По-детски полагая, что некие добрые дяди придут к нему, погладят по головке и отведут под руки на работу. В то время как бывшие коллеги по партии, находившиеся под следствием, считали, естественно, своим долгом впутать в свои дела Бухарина. А Ежов со своим аппаратом скрупулезно собирал на него малейший компромат.

Сторонним взглядом выходило, что Бухарин ведет себя как испуганный, но еще не изобличенный преступник. Он никуда не выходил и метался у себя дома, как загнанный зверь в клетке. Бухарин ничего не понимал, в «Известиях» по-прежнему можно было прочесть его фамилию как главного редактора. Совершенно напрасно ожидал звонков Бухарин из редакции газеты или ЦК партии.

Он, разумеется, считался парией (вернее сам себя поставил в такое положение), но, собравшись с духом, Бухарин был просто обязан делать вид, что ничего не происходит. Он же делал все наоборот, добровольно заточив себя в квартиру, где огромный стресс не позволял ничего делать, все валилось из рук.

Наконец поступило оповещение из Секретариата ЦК о созыве пленуме партии в начале декабря для окончательного согласования текста новой Конституции. Попутно решался вопрос Бухарина и Рыкова. На нем на Бухарина, Рыкова, а также Ягоду обрушился с сильнейшими нападками новоиспеченный наркомвнудел Ежов. В перерыве между заседаниями Пленума ЦК, Бухарину и Рыкову устраивались очные ставки с Пятаковым и другими. Показания которых они категорически отрицали. Не разобравшись в этой разноголосице, партийный форум принял предложение Сталина: «Считать вопрос о Бухарине и Рыкове незаконченным. Продолжить дальнейшую проверку дела и отложить дело решением до последующего Пленума ЦК».

Через некоторое время, к концу месяца и года, стали поступать письменные показания Пятакова и прочих против Бухарина, Рыкова и покойного Томского. Протоколы допросов направлялись Бухарину, как кандидату в члены ЦК партии, нарочными, на квартиру. Тогда же, вероятно не умышленно, в выходившем за границей «Социалистическом вестнике», был опубликован материал под названием «Письмо старого большевика», с огульной критикой режима и нападками на Сталина и других. Инициатором публикации «Письма» с подложными инициалами было создано впечатление, что истинным автором является Бухарин.

Известие об очередном процессе и казни главных действующих лиц совершенно вывели склонного к истерике затворника из равновесия. Незадолго до пленума ЦК, на котором опять же попутно должен был рассматриваться его вопрос, Бухарин совершил еще одну грубейшую ошибку — объявил голодовку, расцененную его пока еще коллегами как попытку шантажа и противопоставления себя партии. В тот же день произошел многозначительный эпизод.