Сергей Шкенев - «Попаданец» на престоле

Это не как бывший капитан НКВД говорю, как император. Хотя, как ни удивительно, и та и другая точки зрения совпадают. Единственное различие — в императорской шкуре я значительно добрее. Возможно, спросит кто-нибудь: а как же умерший при допросе контрабандист, как он согласуется с царским достоинством и моральным обликом большевика? Легко все согласуется. Особенно если учесть то обстоятельство, что допрашиваемый начал делиться знаниями задолго до приведения кочерги в нужную кондицию. И помер, бедолага, от задушившей его грудной жабы. Они ведь такие коварные, эти грудные жабы. Но порассказать успел, да…

Схема золотого промысла была проще телячьего мычания, но, подобно всему простому, почти гениальна. Драгоценный металл добывали на Южном Урале силами нескольких раскольничьих артелей, организованных из несостоятельных должников, пребывающих в натуральном рабстве. Какое там, к черту, крепостное право? Оно, в сравнении с жизнью старателей, казалось пребыванием в краю молочных рек с кисельными берегами. Какова дальнейшая судьба импровизированных каторжников, мы так и не узнали. Сначала расспрашивали о более важных вещах, а потом стало не у кого. Но, подозреваю, их кости долго еще будут попадаться в лотки золотоискателей.

В конце каждого сезона добычу сплавляли по Уралу на каспийские рыбные промыслы и уже оттуда, снарядив осетров, мелкими партиями развозили по надежным посредникам. Наш — как раз из таких.

Осторожный стук в дверь прервал размышления. Следом появился Беляков.

— Ваше Императорское Величество, лодка готова.

— Спасибо, Федорыч, сейчас иду.

Да, мы возвращаемся. Пока в Подновье, а там видно будет. Возвращаемся… зачем вообще приезжал на ярмарку? Может, вело какое-то предчувствие? Ладно, не будем забивать голову — получилось, что получилось.

По приезде пришлось пережить целую бурю. Никогда бы не подумал, что обычно сдержанная в эмоциях императрица способна ругаться. Больше всего досталось Аракчееву, разрабатывавшему операцию прикрытия и самолично ее осуществлявшему, и Александру Федоровичу как главному злодею, похитившему государя и отправившемуся с ним в подозрительный загул. Если верить Марии Федоровне, то купцу грозило четвертование, повешение, расстрел, пострижение в монахи, ссылка в Сибирь и, после всех процедур, отправка в штрафной батальон.

— Душа моя. — Я взял разгневанную супругу за локоток нежно, но в готовности применить более жесткий захват. — Не уподобляйся флюсу.

— Это как? — Императрица сделала слабую попытку вырваться.

— Он слишком односторонен. И не нужно воспринимать все буквально — слухи о наших с Федорычем похождениях по… хм… да… абсолютно беспочвенны, но тем не менее должны распространяться беспрепятственно. Это дело политическое.

— Ходить по бабам — политика?

— Да не было их, сколько раз повторять! Вот посмотри сама, — махнул в сторону лежащего на столе кожаного мешочка. — Какие нужны еще доказательства?

Ну как еще объяснить ревнивой женщине, что муж занимался важными государственными делами, а не тем, о чем она думает? Вообще, странное что-то с ней происходит — раньше сквозь пальцы смотрела на кружащих вокруг меня вертихвосток, а теперь — сцены… Или то, что позволительно венценосному безумцу, совершенно неприемлемо для нормального императора? Да, скорее всего, так оно и есть — забрезжившая впереди надежда остаться в истории не женой придурка на троне, а императрицей и верной помощницей великого государя настолько повлияла на характер, что сам диву даюсь.

— Что это, Павел? — Мария Федоровна осторожно освободилась из моих рук и попыталась приподнять мешок.

— Это золото, душа моя. ТО самое золото, которое купец третьей гильдии Александр Федорович Беляков в пример другим пожертвует на русскую армию. А немного погодя, и на флот. Столько же.

Императрица присела на лавку и вздохнула:

— Умнее ничего не мог придумать?

— Чем же нехорошо?

— Да как сказать… Тебе Федорыча не жалко? Ты же ставишь крест на его репутации, большой-большой крест. Или, считаешь, у каждого небогатого купчика под печкой хранится горшок с золотым песком? Где он его взял? Кого ограбил? Почему скрывал и не пускал в оборот, если нажито честным трудом?

— А если в наследство досталось?

— От бабушки? — Мария Федоровна постучала согнутым пальцем по лбу. — А бабушка была шемаханской царицей?

Хм… вот об этом я как-то не подумал. Вроде золото, оно и есть золото, зачем кому-то объяснять его происхождение?

— Вижу, ты меня так и не понял?

— А должен был? Ладно-ладно, не сердись, признаю свою ошибку. Есть другие предложения?

— Что? — императрица переспросила с таким удивлением, будто это не я ей что-то сказал, а внезапно заговорил резной ореховый комод. — Повтори…

— Про предложения?

— Нет, про признание ошибок. Павел, это точно ты? Никогда раньше…

Делаю шаг и кладу руки на плечи. Сквозь тонкий шелк чувствуется легкая дрожь. Напугалась? Заглядываю в глаза, потом тихонько касаюсь лба губами.

— Я умер несколько месяцев назад. Но живой… и, как все живые люди, меняюсь. Кто со временем становится хуже, а мне… а мне в ту сторону уже некуда. Вот и приходится изменяться к лучшему.

— Уговорил. — Она прячет лицо на моей груди. — Тот Павел умер…

— И Бог с ним.

— Да. Но новый Павел не должен повторять ошибки и глупости старого. Позови-ка сюда Аракчеева. И Белякова тоже.

— Но…

Бац! Сильный шлепок по шаловливым рукам.

— Сначала дело, все остальное успеется.

Разговор получился хороший. Вопреки опасениям, императрица начала его не с угроз и разносов, а с предложения своей помощи в легализации неожиданно привалившего богатства. Два пуда, честно сказать, не великие деньги в государственных масштабах, но мы надеялись по мере раскручивания преступной цепочки значительно его приумножить. И, конечно же, наладить промышленную золотодобычу на разведанных месторождениях. А то эти хищники неумелой разработкой половину благородного металла в отвалах оставят. Много ли намоешь в обычном деревянном лотке?

— У вас, любезнейший Александр Федорович, татар в роду нет? — Мария Федоровна вопросительно посмотрела на потеющего от осознания важности и секретности обсуждаемых вопросов Белякова.

— Не ведаю, матушка-государыня. Литвины полоцкие были, а вот татары…

— Надо вспомнить.

— Зачем?

— А затем! Одно дело, когда у захудалого купчика, извини, Федорыч, но это так… И совсем другое, когда потомок Чингисхана объявляет о передаче наследства, накопленного поколениями предков, на пользу Отечества.

Вот тут я бы с императрицей поспорил. Но не буду.

— Значит, дорогая моя, ты предлагаешь… хм… но каким образом?