Александр Рубан - Феакийские корабли

— Нет! — Зевс решительно помотал головой. — Хватит с него твоих брёвнышек! До острова нимфы Калипсо — на брёвнышке, до Схерии — опять же на брёвнышке, а теперь ещё перед самым домом брёвнышко ему сунешь? Хватит! Пока Одиссей на корабле, корабль ты не трогай, вот так. Ты лучше вот что сделай. Пускай они Одиссея благополучно доставят, спящим его на берег Итаки перенесут и все Алкиноевы подарки возле него сложат, и ты им не препятствуй. Потому что заработал. И пусть они этого бродягу Тоона на борт возьмут и плывут обратно в свою Схерию…

— Отпустить? — возопил Посейдон.

— Да, отпустить. Ты слушай дальше, я тебе дело говорю! Взойдёт он на свой корабль, расцелуется со всеми пятьюдесятью двумя соотечественниками, и завяжется у них разговор. А чтобы разговор завязался, ты им погодку обеспечь. Прислушайся к тем из них, которые о хорошей погодке помыслят, и обеспечь. Солнышко там, ветерок попутный… Чтобы на вёслах не надрывались, а парус бы подняли и спокойно беседовали. И Скиллу свою придержи, когда проливчиком идти будут. Усвоил?

— Но, Эгиох! Другого такого случая…

— Усвоил, я тебя спрашиваю?

— Да, Вседержитель… — вздохнул Посейдон.

— Тогда — самое главное. Давай сюда ухо.

Посейдон послушно выполнил повеление, ткнулся ухом в уста Эгидоносителя, и Зевс зашептал, быстро посверкивая глазами из-под нависших бровей. Уныние и досада на лице морского владыки постепенно сменялись выражением торжества и неподдельного восхищения. Тщетно Демодок вытягивал шею и напрягал слух: самое важное боги решили утаить.

Утаить?.. Демодок присмотрелся. Зевс так и зыркал глазами во все стороны, но на нём, Демодоке, ни разу не остановил взор. Это не могло быть случайностью. Значит, Зевс давно заметил певца. Значит, нарочно позволил ему узнать подоплёку готовящейся интриги и даже заставил Посейдона повторить то, что Демодок пропустил. Выдал информацию и теперь явно даёт понять, что она неполна. Зачем? Самого Демодока хочет использовать в какой-то игре?

Информация…

Положим, о феакийских кораблях Демодок давно знал. Исследовал навигационное устройство, придуманное Тектоном, и даже пытался растолковать Гефесту принцип действия гироскопа. И о пророчестве насчёт грядущей Посейдоновой мести Демодок тоже знал. А что он услышал впервые?

Андикифера. Школа «Соперников Рока». Феакиец Тоон, который не считал себя трусом…

Да, это важно. Это оружие против богов, а не против людей — оружие не менее могущественное, чем его лира. Но тогда тем более непонятно, почему Зевс…

— А, Демодок! — радостно вскричал Зевс, и Демодок вздрогнул. — Добро пожаловать на Олимп, Демодок, как я раньше тебя не заметил? Ганимед, мальчик мой! Кубок самого лучшего нектара моему гостю!

Ганимед подлетел к ним, сияя безмятежной улыбкой, с полным кубком в руках. Зевс потрепал его по щеке, ласково взъерошил волосы, забрал кубок и, пригубив, собственноручно поставил перед певцом. При этом, наклоняясь, ткнул Посейдона кулаком в бок; тот величаво повернулся к Демодоку всем корпусом и кивнул одними бровями. Видимо, этого показалось недостаточно Зевсу — последовал ещё один тычок, и Посейдон радушно осклабился.

— Пей, Демодок! — сказал Зевс. — Я всегда рад видеть аэда за своим пиршественным столом и угостить его в награду за чудесные песни. Пей!

— Не надо, Кронион. — Демодок поморщился и отодвинул кубок. — Ты же знаешь: я смертный. Не в коня корм. Лучше скажи: ты действительно только теперь заметил меня?

— Где ты сейчас поёшь, Демодок? — осведомился Зевс, явно игнорируя вопрос.

— В Схерии, — сказал Демодок. — Это тебе тоже известно. Я не помешал вашей беседе?

— В Схерии? — переспросил Зевс, опять уходя от ответа. — Ну, значит, Посейдону не грозит стать посмешищем, а? Или ты уже не боишься его трезубца?

— Уже тридцать лет как не боюсь, — терпеливо сказал певец. — Если не больше. — Он нагнулся, вытащил из-под стола трезубец и, ухватив пальцами длинные, грозно блестящие лезвия, заплёл их аккуратной косичкой. Улыбнулся в ответ на бешеный взгляд Посейдона, расплёл и выпрямил. — Не боги страшны аэдам, — сказал он, вручая оружие морскому владыке, — а те, кто их создаёт и почитает. Так было во все времена и во всех мирах. В моём тоже.

— А богов создают аэды! — не выдержал Посейдон. — Вот самого себя тебе и нужно… — но Зевс, уже не скрываясь, пихнул его локтем, и Посейдон заткнулся.

— Интересная мысль, — спокойно сказал певец. — Спорная, но интересная. Уж не об этом ли вы шептались только что?

Боги переглянулись.

— Над кем же сегодня будут смеяться смертные, Демодок? — оживлённо осведомился Зевс.

Певец не ответил. Плевать было Зевсу, над кем будут смеяться смертные — не над ним, и ладно. Зевс просто не хотел замечать прямо поставленных вопросов. И знал, что аэд не заставит его проговориться: здесь, на Олимпе — не сможет заставить, а на земле — не посмеет. Ибо не боги страшны аэдам. «Андикифера, — подумал Демодок. — Хороший остров».

— Я заболтался с вами, братья Кронионы, — сказал он, вставая. — Мне пора возвращаться на землю, в чертоги царя Алкиноя. У него нынче пир, и гости жаждут веселья… — Зевс сочувственно закивал, и Демодок решил попытаться ещё раз. — Кстати, — сказал он, — уж не Одиссея ли принимает у себя царь феакийцев?

— Его, — охотно заверил Зевс. — Многохитростный муж завершает многотрудное плавание. Будет рассказывать о своих приключениях — послушай, певец, не пожалеешь.

— Обязательно, — сказал Демодок. — А потом? Царь Алкиной уже приготовил царю Одиссею свой лучший корабль, и пятьдесят два гребца безопасно доставят его на Итаку?

— Умгу… — произнес Зевс, не разжимая губ, и снова переглянулся с Посейдоном.

— А потом?..

Братья внимательно смотрели на певца и молчали. Черта с два они скажут ему, что будет потом.

— До встречи, Кронионы! — бросил Демодок, повернулся и пошёл прочь.

— Всегда рады видеть тебя на Олимпе, славный аэд! — с облегчением воскликнул Зевс, а Посейдон злорадно хихикнул.

Остаток ночи и утро Демодок мог бы провести в лесах Артемиды. Там буйство красок и запахов. Там тенистые гроты в обрывистых берегах рек и залитые лунным светом поляны. И невозможно-алая заря над зубчатой кромкой холмов. И трели проснувшихся птиц. И непуганное зверьё, которому всё равно — бог или человек протянет руку и ласково потреплет по холке.

Очень яркий, очень весёлый и светлый мир. Очень ненастоящий. Квазимир. Фоторепродукция с копии.

Пусть лучше будут закопчённые стены, и тусклое пламя светильника, и горклый чад от потухшего горна. Пусть будет надоедливое ворчанье хромого бога и бесцельный лязг его инструментов. И пусть будет бессловесный золотолобый болван в нише, который то ли есть, то ли нет его. Но можно будет открыть панель и покопаться в схеме — до предела упрощённой и потому действующей. И почти убедить себя, что — есть, пока ещё есть этот жалкий обломок настоящего. И, может быть, ещё больше упростить его схему — на всякий случай, чтобы не перестал быть…