Александр Рубан - Феакийские корабли

— Рвётся на родину, в Схерию. Ведь он феакиец, я тебе уже говорил об этом. Может быть, я излагал путано и несвязно — я всегда волнуюсь, когда говорю с тобой, Вседержитель. Вот послушай ещё раз…

— Ну-ну? Только без путаницы, а то ничего не понять.

— Тоон — феакиец, Светлейший. В молодости, до того, как впасть в ересь, он был кормовым гребцом на одном из кораблей Алкиноя. А лет сорок назад, — (Демодок насторожился), — он бежал с корабля, думая, что спасается от моей мести и тем самым обманывает Рок.

— А за что ты хотел ему отомстить?

— Не ему, Эгиох, а всем феакийцам. Ты, конечно, помнишь эту историю, но я позволю себе вкратце изложить её, дабы не лишать повествование стройности и порядка. Было так. Лет шестьдесят назад феакиец Тектон выдумал и построил свой первый корабль со сплошной палубой, который не тонул в бурю. Он же оснастил его неким приспособлением, позволяющим найти верный путь даже в тумане. Полиний, сын Тектона, основал верфь и стал строить такие корабли во множестве. На склоне лет Тектон помутился разумом и выдумал мою грядущую месть. Полиний, выполняя последнюю волю отца, чуть не сжёг верфь, но царь Навсифой, отец нынешнего царя Алкиноя, не позволил ему сделать это. Недостроенные корабли, а также всё имущество и рабов Полиния царь передал Амфиалу — сыну Полиния, внуку Тектона. Поскольку Амфиалу было всего три года, царь назначил ему опекунов из числа самых опытных корабелов. Так и дело было продолжено, и преемственность сохранена. Полиний же, удалившись от дел, стал проповедовать мою грядущую месть, призывая феакийцев сжечь корабли, дабы не гневать меня ещё более. Хитроумный царь понял, что преследовать безумца — значит косвенно подтвердить его правоту, и притворился, что верит пророчеству. Но, не желая прекращать выгодную торговлю, Навсифой осветил пророчество с неожиданной стороны. «Да, — говорил пройдоха, — Посейдон гневается на нас за то, что мы безопасно бороздим море, и обещал страшно отомстить нам. Поскольку месть объявлена, она неизбежна, ибо слово богов нерушимо. Именно поэтому, — говорил сребролюбец, — нельзя разрушать верфь и прекращать торговлю. Ведь это, — говорил он, — было бы попыткой избежать мести, попыткой нарушить волю великого бога. Чему быть — того не миновать!» Так, играя на природном мужестве и благочестии феакийцев, старый царь добился своего: корабли строятся, торговля ширится, Схерия богатеет…

— Ага, — сказал Зевс. — Ну конечно, я всё это хорошо помню. А что Тоон?

— Тоон, Вседержитель, был обыкновенным трусом. Он вообразил, что именно его корабль я собираюсь разбить, и бежал. Бросился в море и вплавь достиг острова Андикифера, мимо которого они шли на Корикос и далее на Крит. Там, на Андикифере, он и прожил все эти сорок лет… Надо сказать, я действительно чуть не разбил этот корабль: у Тоона на редкость яркое воображение. К сожалению, он не успел поделиться своими опасениями с другими гребцами. Сиганул за борт, едва увидав мой трезубец — только пятки сверкнули. Остальные гребцы решили, что его пожрало какое-то морское чудовище (дело было в тумане), и, налегая на вёсла, даже не помыслили обо мне — вот и ушли безнаказанными.

— А почему его не пожрало чудовище, воображённое столь многими?

— Не успело, Кронион. Слишком по-разному они его себе представляли, а когда наконец договорились, Тоон был уже на берегу. Чудовище уплыло восвояси и только недавно — спасибо твоему Одиссею — нашло себе пристанище на высокой скале, в пещере. Это Скилла, Светлейший. Теперь она будет контролировать узкий пролив между Лефкасом и материком. С ней я никому спуску не дам, пусть только сунутся…

— Вот видишь! А ты просишь у меня Одиссея. Не отдам.

— Я не прошу Одиссея, Эгиох. Я прошу Тоона. И совсем немного феакийцев с ним вместе. Не всех — мне хватит гребцов одного корабля. Пятьдесят два человека.

— Этих бери. Побаловались со своими кораблями — и хватит, а то совсем от рук отобьются… Да, так а что Тоон?

— Тоон, Громовержец, вовсе не считал себя трусом. Наоборот: он полагал, что не побоялся воспрепятствовать мне, самому Посейдону, и уберёг корабль от моей мести. Так оно отчасти и было, но только отчасти: если бы Тоон остался на корабле, другие гребцы, видя, как у него трясутся поджилки, задумались бы и тоже увидели мой трезубец. Остальное было бы делом техники, а техника у нас отработана… Тоон же, поселившись на Андикифере, основал там школу «Соперников Рока», отбирая к себе в ученики мальчиков с богатым и вреднонаправленным воображением. Они научились мыслить в унисон, Эгиох! А направляет их мысли — Тоон, вообразивший себя свободным от Рока. Повторюсь: это человек с опасно ярким воображением… Вот почему остров Андикифера стал для нас малодоступен.

«А ведь я никогда не бывал на Андикифере, — подумал Демодок. — Я даже ничего не слышал о нем. Вот бы куда доставить радиобуй… Значит, на север от Крита, минуя Корикос. Надо иметь в виду. Андикифера. Хороший остров…»

— Как же ты его там достанешь, если Андикифера недоступна богам? — удивился Зевс.

— Он теперь на Итаке, Тучегонитель, — кротко напомнил Посейдон. — Он сам идет в наши руки.

— Значит, решил покориться. Это хорошо.

— Увы, он и не думал покоряться. Он стар, Громовержец, и он хочет перед смертью повидать родину. Его сопровождают два самых способных ученика… То есть, это он считает их самыми способными. Люди — особенно учителя и особенно в старости — нередко ошибаются, видя способности там, где есть лишь преданность и послушание. Совсем недавно учеников было трое, но об этом потом… От Итаки Тоон намерен добраться с попутным кораблем до Лефкаса, а Лефкас — обычная остановка феакийцев на пути с юга. На саму же Итаку феакийские корабли почти не заглядывают — на этом и основан мой план. Тоон сидит там и ждёт любого корабля до Лефкаса. Любого, но не феакийского! А феакийцы на днях доставят на Итаку твоего Одиссея. Тоон увидит корабль — свой корабль, Громовержец! — и это будет для него потрясением. Чтобы он там ни воображал, он помыслит о Роке: рабство и благочестие неискоренимы в людях, Светлейший. Он помыслит о Роке и вспомнит меня, и увидит меня. И его послушные ученики — тоже увидят меня. Три человека, синхронно мыслящих обо мне! Этого достаточно, Громовержец, чтобы разбить корабль у него на глазах. Он не выдержит. Он бросится в море и покончит с собой. Моя месть свершится! — Посейдон грохнул кулаком по столу, и Зевс вздрогнул. — Ведь красиво, а? — спросил Посейдон, заглядывая ему в лицо.

— Хороший план, — мечтательно щурясь, проговорил Зевс. — Помочь тебе, что ли… Погоди-ка, — спохватился он. — А Одиссей?

— Одиссея я как-нибудь… на брёвнышке, — пообещал Посейдон. — Верит твоему обещанию — цел останется, не верит — туда ему и дорога.